428 (активная ремарка - скриншот)
Окно было распахнуто. В одном из его стекол отражалась грязная улица с пыльными трамвайными рельсами, по которым раз в десять – пятнадцать минут грохотали разбитые, опшарпанные вагоны. В другом, - ослепительно краснело утреннее солнце,- такое наглое, какое бывает только весной.
Ветер колыхал белые занавески, висящие на ржавом карнизе.
Тяжелая железная кровать с продавленной скрипучей сеткой и выцветшим матрацем занимала весь угол около окна.
На полу рядом с ней и тапкой задумчиво шелестел страницами, ловя ими то, что оставалось от влетавшего в окно ветра, упавший с тумбочки Уильям Блейк. К нему с кровати тянулось, свесившись, одеяло.
Второй тапки не было.
С противоположной стены смотрело чьё-то средних лет изможденное лицо.
Рядом с ним, чуть выше, висела в сером абажуре шестидесятиваттная лампочка.
Под ней на журнальном столике лежали Бодлер, Замятин, очки в простой пластмассовой оправе и пепельница.
В пепельнице еще дымилась скомканная, но не до конца потушенная сигарета. Дым тонкой струйкой тянулся к потолку.
Напротив окна находилась дверь. Она была притворена, но не до конца.
Посреди комнаты стоял круглый стол. Он был застелен прямоугольной скатертью, отчего её края свисали почти до пола. На столе было 2 предмета: недопитая чашка остывшего кофе и клочок бумаги.
Корявые, похожие на японские иероглифы, буквы: «Я больше не могу так. Ненавижу вас. Будьте вы прокляты…»