В десять часов двадцать градусов на Юго-Западе;
Город допил свои сумерки плавным глотком.
Ветер на мне запахнул смесь удвоенных запахов
(Память умножила), нежным почти холодком
Плечи укутав, скользнув по щекам и за шиворот.
Вся красота - в этих запахах; я ей спасён:
Шёлковой ниткой она мне как будто зашила рот,
Значит, мы можем сейчас помолчать в унисон...
Хочется чистым листом пролежать в долгом ящике,
А с первым летним днём больше не прятаться в нём,
Стать самолётиком и улететь в настоящее,
Взяв с собой прошлое с будущим с аэродрома...
Но сейчас всё же в сумерки нужно чернильные
Взгляд обмакнуть и пытаться - бумага, терпеть! -
Обрисовать это невыразимое, сильное,
Терпкое, невыносимое, плечи под плеть
Этому сладкому ветру! Апрельская каторга
Мне заменила петлю, и теперь я распят:
Жарко и хочется пить, а вокруг только патока
Запахов - ибо не знают они, что творят,
и на кого ты покинул меня?..
Остановка.
Даже не думая снова закидывать невод,
Чтобы поймать на безбожье хоть чёрта, неловко
Тыкаюсь взглядом в далёкое синее небо
И понимаю, что мне белоснежной улыбкой,
Словно актёр молодой, улыбается месяц,
И что кончается самый, наверное, зыбкий
Месяц, состарившись. И что по-прежнему десять.