«…Фриц – он тоже не железный,
Болью смертною истерзан.
Кровь, бинты, короста с гноем…
Обожжённый летним зноем,
Обмороженный зимой,
Скажем так, – полуживой…
…Отхватил судьбы гостинец
В мясорубке фронтовой –
Отправляйся, пехотинец,
Малой скоростью домой.
Сквозь мороз да чад угарный
Рвётся поезд санитарный.
Ошалелым зверем мчится
В дробном грохоте колёс.
В нём полтыщи битых фрицев.
Довезёт ли? – вот вопрос…
Тяжко раненый, постельный?
Разговор о тех отдельный.
Должен ты, сынок, понять –
Рана может стать смертельной,
Если не перевязать,
Вовремя не обработать,
Не промыть да не заштопать…
На войне, ты знаешь сам,
Не бывает чистых ран…
Был какой-то ушлый дока,
Исхитрился, подсчитал:
От гангрены и от шока
В муках страшных и жестоких
Втрое больше мрут до срока,
Чем убиты наповал.
…Коль была на то причина,
Чтоб бинты не обновить –
По приезде половину
Точно будут хоронить.
… Санитарный эшелон:
Копоть, сажа, ругань, стон…
Всех принять и по порядку,
Кто живой – перевязать,
Накормить и в Рейх послать.
…На войне, сынок, не сладко…
И в тылу не благодать.
Итальянцы, венгры, австрияки
До пьяна хватили смертной драки…
Тех, кто ранен был да не остыл,
Ждал нелёгкий путь в далёкий тыл…
Ох, Италия лазурная…
Солнце, небо, моря гладь…
Ты сынов послала сдуру ли
К нам в Россию умирать?»
………………………………
«…Это с виду – баня только,
А на деле – комбинат.
Для одёжек – «вошебойка»,
Обработка – для солдат.
Безупречный механизм:
«Орднунг» – на века! Бессрочно.
Пунктуально и построчно,
Снизу вверх и сверху вниз
Всё расписано дотошно:
«Каску, ранец, автомат
Сдать немедленно на склад!».
«Ремень с пряжкой, китель, брюки
Снять, и взять покуда в руки!».
«Шапки, сапоги, пилотки
Выдать после обработки!»
Чтобы вермахта солдат
Шмотки получил назад,
Боги тыловой науки
За портянкой каждой бдят.
Каждому, кто попадал «в обработку»,
Бирки, крючки-карабины.
Китель налево, вместе с пилоткой,
Брюки с шинелью в корзину.
Всё, что из хлопка, слоями –
В прожарку за рядом ряд,
Где за стальными дверями
В огромнейшем автоклаве
Устроен блошиный ад…
Двести комплектов в одну «вошебойку»!
На вагонетке с продольною стойкой.
Истопник-берлинец Гуго,
Загрузивши автоклав,
Нажимал на кнопку тупо
И следил ежеминутно,
Чтобы тонкий столбик ртутный
За черту не заползал.
Набралось сто пятьдесят -
Выключал весь аппарат:
Выползет за триста градус –
Одежонки подгорят.
Ранцы и ремни, подпруги седельные
Дезинфицировали отдельно.
Всё очень четко и строго по надписям:
«Стой!», «Разложи!», «Поскорей отмывайся» и
Далее стрижка «под нуль», до мозгов.
«Быстро оденься!» – и ехать готов.
Всё занимало сто двадцать минут,
Кто зазевался, того подтолкнут.
Ранен? Не можешь? Контужен? Сомлел?
Эдак отделают – лучше расстрел...
Два санитара без тени печали
С раненых гипс и повязки срывали
Не церемонясь, с недрогнувшей рожей,
Рвали бинты со здоровою кожей.
Битые фрицы истошно орали,
Но, как ни странно, не протестовали».
……………………………………..
«…Грязные, забитые румыны.
Котелки, котомки, спины, спины…
Так удобно ведьмище-войне
На солдатской сгорбленной спине!..
По углам висят плакаты,
Что, куда и как цеплять,
Но румынские солдаты
Не обучены читать,
А тем более – немецкий
Указующий плакат.
Санитар мордатый рядом
Посочувствовать готов:
Двинет между глаз прикладом –
И понятно всё без слов…»
……………………………….
«…Вдруг – авария. Затор.
Задымив, сгорел мотор,
Стал насос – и нет воды.
Нечем фрицам мыть зады.
Вмиг начальство входит в раж:
– Партизанен! Саботаж!
Это им не по нутру:
– Отыскать врага к утру!
…Те, кто вечно виноваты,
Стыли в Дробицком яру*…»
*Дробицкий яр – одно из мест массовых расстрелов харьковчан.