Гоша Бочкарёв и две изъятых фотографии

Данилов Сергей Иванович
***

Это был замечательный школьник, тот самый, о котором впоследствии, во взрослой жизни,
вспоминают весьма хорошим словом - «расп…яй».
Но ведь он такой и был – Гоша Бочкарёв из седьмого класса «Е».
Был даже класс «К».
«Ё» не было, но «Ж» и «З» были.
То есть – трёхэтажная школа была переполнена желающими получать знания.
И многие даже получали сверх программы и досрочно.
Да и до взрослой жизни было ещё далеко.

То, что в классном журнале он присутствовал как Кондратий, знали немногие – его родители, я и учителя.
Но для всех остальных он был Гошей – невысоким худым мальчиком с длинным носом, грязными руками и очень наглыми глазами.
Учился Гоша своеобразно.
Именно этим он выделялся не только из всего класса «Е», но и из всех остальных классов и даже из всех других школ района, поскольку учителя часто не знали, что ему ставить за отсутствие знаний, а оценки «ноль» придумано не было.
Что было ещё замечательного в Гоше, так это его способность неожиданно делать предложения всей окружавшей его общественности.
То есть он не знал слова «выбор» и поэтому предлагал что-то именно всем.
Одновременно и неожиданно.

Именно так однажды с помощью Гоши весь седьмой класс «Е» обучился за несколько минут всем премудростям половой жизни.
Всё, что удавалось узнать о сокровенном ранее на уроках биологии, на примерах икринок и лягушек, никого из учеников особенно не возбуждало, и поэтому забывалось раз и навсегда.
Но урок Гоши, состоявшийся на перемене между седьмым и восьмым уроками, не только запомнился всем, но и прибавил энтузиазма для получения более глубоких знаний в этом важном направлении.

Гоша просто принёс и показал две фотографии, если так можно было назвать две пожелтевшие бумажки, на которых без специальной подготовки разобрать нельзя было решительно ничего.
Но в этом-то и состоял фокус.
Гоша очень настойчиво всем объяснял, что вот это – это именно то, мужское, а то – это именно это, и, стало быть, женское.
И что вот эти вот оба очень хорошо соединяются.
И получается как раз то, чего все так хотели.
Такие краткие и точные объяснения покорили всех.
Фотографиями сразу заинтересовались девочки, видимо, чтобы показывать друг другу скривленные губы и говорить «фи».
Мальчики же пытались вникнуть в суть вещей более глубоко и поэтому губ не кривили.

Но, так или иначе, урок геометрии был сорван.
Не то чтобы ученики галдели или кидались тетрадками. Всё было как раз очень тихо.
Однако думы всего седьмого класса «Е» были весьма далеки от измерений объёма конуса.
Сознание мальчиков измеряло в воображении другие объёмы.
Сознание девочек – прямо противоположные.
Но, поскольку результат соединений предполагал полную конгруэнтность, выражение лиц всех тридцати шести учеников было не вполне понятно самой старой учительнице в школе – довольно полной усатой женщине Изабелле Романовне Фамилиюнепомню.

- Бочкарёв! – сказала вдруг бесфамильная усатая учительница, и взмахнула указкой.
- У – послышалось в ответ с задней парты.
- Чё ты мне там укаешь? – уже грозно промычала Изабелла. – Вытащи руки и положи на стол!
Это приказание оказалось таким быстрым и настойчивым, что Бочкарёв внезапно вытащил не только руки, но и всё, что было в них.
- Ну, и чего ты там держишь? – и учительница протянула руку к заветным фотографиям.
У всех тридцати пяти учеников срочно вытянулись и даже заболели шеи от желания увидеть весь дальнейший ход драматических событий.
Изабелла Романовна уже подносила к глазам две изрядно помятые фотобумажки.
- Это твоё? – спросила она, держа в левой руке фотографии, а правой тыкая в них указкой.
- Не. Вы чё. Да я нашёл – заскрипел вечно улыбающийся Бочкарёв.
- И что это такое? – прозвучал совершенно неожиданный для всего класса вопрос.
- Не знаю. Я думал – шпаргалку кто-то оставил. Я хотел выкинуть.
- А! Правильно! Молодец! – спокойно заключила Изабелла и понесла свою роскошную фигуру обратно к доске.
Весь класс, потея, и разворачивая шеи, смотрел на покачивающиеся ягодицы уплывающей учительницы, вечно испачканные мелом как раз посередине, в самом центре, и от того ещё более запоминающиеся.

Больше ничего примечательного на уроке геометрии не было.
Никто так и не увидел, куда дела обе фотографии пожилая учительница.
Видимо от этого всем стало особенно грустно, и даже синева за окнами вдруг сменилась на нечто скучное, вечное и серое, как портреты суровых математиков на стенах класса.

История эта забылась также быстро, как и началась.
Видимо ещё и потому, что никто кроме меня в школе не знал, что учительница геометрии была не замужем, и вообще никогда замуж не выходила.
Она жила одна с маленькой старой болонкой, которую носила гулять в корзинке по причине полной немощности последней.
Это знал только я, потому что случайно услышал разговор в кабинете директора школы, когда именно в эту минуту как дежурный по этажу входил в него, чтобы полить бесконечные цветы вдоль таких же бесконечных подоконников.
В те годы заглядывать в столы учителей было не модно.
Поэтому только с третьей парты я мог иногда наблюдать, как Изабелла Романовна, продиктовав задание всему классу и убедившись, что все погрузились в контрольную, тихонько выдвигала ящик письменного стола, долго глядела в него, и также неслышно задвигала обратно.


*

13 февраля 2009 г.

***