Раньше приливы фантомны, без отпечатков на прошлом.
Потому и спокойно к волнам. А теперь кадрами вросшие
В память, в жилы, в стенки сосудов
звуки, запахи, небо в предвкушении бури.
Не с одним другим ни за что не спутать.
И как в тебя и сквозь проходят соленые струи
воздуха и мягкого незнакомо-чужого ветра.
В предураганности столько покоя. И чуть прохладней.
Так даже, знаешь, можно бы жить, наверно.
Только вот задержаться, остаться, не вернуться - вряд ли.
Не хватит сил и тоски по суете московской,
чтоб не сбежать, чтобы дышать иным воздухом.
Привязанности не избежать, не оправданной, скотской,
что рвет изнутри, если ты вдруг не_здесь, ворохом
где под ногами будничность дней с осенью,
листьями зарывающей дома и моросью,
с детства врастающей в тебя своей помесью
меланхолии с яркостью красок и предъянварской проседью.
Где каждый угол до боли свой, воздух горек и пресен,
Но тот, ни за что чтоб на какой-то другой. И пусть он всегда был тесен,
этот город, что сложно любит и даже -
за что же вцепляться в него так мертво?
Он скверный и дикий, но не прикажешь,
ведь есть один такой своенравный орган.
Хотя глупость конечно, есть сто и больше
причин, чтоб околдовано и единственно
возвращаться в привычную суету продрогшего
и циничного города, но... и причины свои у всех.
Очень дорог, и может немного лечит -
и он так врастает, что не вернуться - смертью,
пусть недо- и только где-то внутри, но ты его тенью мечен.
И в чем-то легче, ведь ты привязан, хоть в нем и едва заметен.
И есть в нем куда и к кому. Потому - пусть не просто, но неизбежной цепью.
Но иногда чуть-чуть пощипывает
на кончиках пальцев гладкость гальки
и соленость прибоя.
И в который раз мысленно пересчитываешь
сколько ступенек было до временного не-дома,
и так безнадежно жаждешь шторма.
А над асфальтом вороны - не чайки.