Он метался среди знакомых и друзей, как раненный зверь. Упрашивал, молился всему,
что может оказать, хоть какую-нибудь помощь на увенчание его вопроса положительным
решением. Просил и тех, кому помогал бескорыстно, но во всех случаях ответ был ожи-
даемым и неприятным. Он унижался и восставал; он молчал и ревел: он рвал и метал.
Всё было бесполезно. «Глас вопиющего в пустыне» услышан был лишь единицами, но по-
нятно было, что это не капля и не песчинка, а лишь десятая часть их от всего цело-
го – той необходимой надежды, какую ждали он и она.
«Да. Наш мир сожительства превратился в гремучую смесь жмотства и неверия. Люди не
понимают, что им может, придётся так же... Забыли они все заповеди бескорыстия, люб
ви, и дружбы меж собой. Живут рядом, но живут врозь, как крысы, хотя и те не поеда-
ют себе подобных, да иногда, кучкуются в стаю. А, какое у всех «гомосапиенс» злобс-
тво и чувство зависти!.. Пересказу не подлежит. Что ж, пойду к властям, может, что-
нибудь взростится... Ох, ох, хо... Последнее это дело, последнее...»***