КАРТИНКИ ИЗ ВЕНЕЦИИ
1.
С видом на Сан-Микеле
рвущаяся на свободу
вода расплющенная и взбаламученная,
белая и подсиненая...
А по ней прыгает лодка,
и выхлебывает эту воду –
не измученная нисколько,
и не потрясенная,
а счастливая!
2.
За углом от Риальто –
глубокое контральто
натоптавших свои километры,
уставших от мегапикселей
венецианских витрин.
3.
В полуночной воде
полумесяц плывет
к потонувшей звезде...
4.
На картонной тарелке театра
веселое пиршество муз:
изнутри этот город инкварто,
инфолио с моря.
ТАЙНА
1.
Перед рассветом долго лежу в темноте.
Так долго, что кажется уж засну.
Не отпускают мысли, и какие-то всё не те –
не о том, что уже пережил весну
или о чем-то другом, значительном – а всё пустяки:
о делах, обязательствах, здоровье (уже не то)...
Занавеска уходит в небо, и мне не поднять руки,
а все тело налито тяжестью, и хочет лежать пластом.
2.
Натрите на терке морковку
и шкурку снимите с редиски.
Рассвет – это сок в упаковке
и озеро в каменной миске,
и шум на дороге машины,
и крик пролетевшей вороны,
и скрип на дорожке песчинок,
и розовосерые кроны,
и воздух в расширенной раме,
и эта готовность к победе –
все это так странно, так странно –
как тайна при солнечном свете!
СТИХИ ДЛЯ ЛЮ
Не грусти Лю Ла,
посвисти "лю-ла"!
Время как юла,
или глаз щегла,
как под ветром клен,
и под снегом ветр...
Но пока влюблен,
его как бы нет.
ЛОУХИСААРИ, ТУРКУ, ИЮЛЬ 08
Как петанк все-таки скатывается вниз,
так и жизнь на даче с момента показа виз
становится проще день ото дня, и приз
в игре не угадаешь, какой получаешь, хоть оглянись.
За красоту, доброту, или умение всех развлечь,
или загадку (разве же это не в счет?)
даются очки, и сваливается с плеч
время, в попытке движения наоборот.
Перед ходом волн ход времени – пустяки.
Пред карминно-паленым закатом завтрашний дождь – пацан.
Простой хоть весь день у моря, сжав тяжело кулаки –
узнаешь только, что радость была причиной лица.
ПЕРЕГОН К АЛЕКСАНДРОВСКОЙ
Там где зайцы рожают красивых зайчат
в этом поле сыром только птицы кричат
и свистят по ночам электрички.
Что-то хочешь сказать – но кричи не кричи,
на звенящую пашню слетают грачи,
и слова зажигают как спички.
ПЕСЕНКИ
1.
Остроухость серпика месяца,
и сирень – что можно повеситься!
И собаки серою полночью –
серебристо-синею сволочью.
Вот идет мужик, не качается,
как язык-то в нем помещается?
Подбирая зло подорожное,
он поет свое невозможное.
А мечта – черемуха белая,
с одного края обгорелая,
рассветает в линию пламенем
и горящим ухает каменем.
Я доска сарая не серая,
я вообще нездешнее дерево!
Ярко-черно-синее-красное
грозовое злое прекрасное.
Что мне эти пыльные улицы?
Эти люди мне, эти курицы?
У меня и ненависть чистая –
ясноглазая, остролистая,
золотая, юная, звонкая,
как иголка швейная тонкая!
2.
Там за синим лесом,
там, за зеленым полем
я гуляю, как повеса,
опьяненный алкоголем.
Там в кустах поют синицы,
я синицам подпеваю.
Надо ж было так напиться –
как дойти домой, не знаю.
Я люблю тебя береза,
и тебя люблю, осина!
Если был бы я тверезый,
я б не смог любить так сильно.
Я уехал отовсюду,
распрощался я со всеми –
и теперь гулять я буду,
пропивая свое время!
НОЧЬЮ И УТРОМ
За полночью идут, дрожа
то ли часы, то ли собаки
но в темноте сырой стучат –
как досок пустоты ножа
покрыл разделочного мат.
В два хода пропоет тик-так –
и ты в безвыходном углу
меж полночью и третим часом,
выбрасывая белый флаг
подушки, метишь под иглу
луны, вздыхая тяжким басом:
– Ах, душу бы мою зашить!
С дырою так тоскливо жить...
А без дыры так скучно!
Ничто в прореху не сквозит,
и ослепленье не грозит,
и ветр не ломит сучья.
А утром лезет птичий звон
настойчиво в темницу –
открой окно и выйди вон,
воткни лазурь в петлицу!
В ногах, руках и голове
вскипает чай с малиной.
И радостный на все ответ:
жизнь будет сладкой, длинной,
с открытиями по утрам
и песнями по вечерам.
ЧЕГО МНЕ ЕЩЕ?
Смотри же, как зелен сад,
небо синё, а тень черна.
А ночью была гроза,
я вылетел из окна,
и плавал как поплавок,
на уровне фонарей,
окурок или плевок.
Без окон и без дверей
был город, но тыщи крыш
сияли, как круглый щит.
И слышно, когда летишь,
как молния здесь трещит!
Торпедой, веретеном,
обмотанным дождевой
струей, бутылью с вином,
посудиною живой,
выкорчеванным кустом,
сахарною головой –
я летел и пел под дождем!
О том, что еще живой.
И отплевывался водой,
а не кровью или слезой.
Послушай мотив простой:
как хорошо петь с грозой!
Как хорошо петь!
А если еще гроза,
и если еще летишь,
как мокрая стрекоза
над переплетеньем крыш –
чего мне еще хотеть?!
ПО УЛИЦЕ ЛЕПИК
Много метров штукатурки –
и наконец окно!
Здесь как-то дышится легко.
И марьиной дочурки
сушится в окне ведро.
Плывет над улицей Лепик
пустое облако, наполненное смыслом.
На тротуаре щурится старик,
а под маркизами внизу
чернеют числа:
идешь направо – станешь старше,
и мандарины станут горше;
идешь налево – молодеешь,
и от кондитерской балдеешь,
где круассан потоплен в шоколаде,
рука на сердце, а щека в помаде...
Несбывшееся спереди и сзади
по улице Лепик.