Анетта допивает холодный кофе, белая чашка, черный узор цветка. Анетта ненавидит себя за вздохи, за эту слабость, бьющую до виска. И вроде бы у нее все должно быть в норме, четвертый курс, журфак, репортаж готов, она привыкла и даже уже не помнит, как в первый раз от страха ее трясло. Как в первый раз она не сдала зачеты, тогда казалось - света ей не видать. Анетта ставит чашку на подлокотник и пересматривает то, что теперь сдавать.
А там - смешались краски, дома и люди, и звонкий голос о чем-то вещает речь. Анетта знает, ее в деканате любят, и можно аккуратностью пренебречь. Еще бы ее не любили - стройна, красива, длинные русые косы, глаза-огни. В ней смешаны вместе рассудок, душа и сила, они ложатся тенями со спины.
Ее подушка суха, ее сны спокойны, в них алые паруса из далеких стран. Анетта навещает своих покойных, что уж изменишь, выпало - сирота. И ей, представьте, ни капли не одиноко, она давно смирилась, что все стряслось. Ее друзья выдыхают - "Тебе не плохо?", она молчит, вплетает в копну волос короткие, узкие, ленточки, будто в память, в который раз смеется, качает - "нет", не забывая гвоздики на стол поставить, в мыслях передавая сухой привет.
Кассета с треском сглатывает концовку, финал, "до встречи, мы увидимся через час". Анетта надевает кулон-подковку, беззвучно на удачу свою молясь.
И эта молитва прорежет острее ночи, она - без слез, но если понять сигнал...
Анетта ненавидит себя,
но хочет, чтобы об этом никто никогда не знал.