ЗВОНОК
Какое благо человеку от того,
что он может что-либо предчувствовать?
Никакого, по сути.
Разве что за бутылкой вина, в морось,
поговорить о своем пустом даре с друзьями.
(Хотя сейчас,
что ни ляпни,
сбывается почти вся чушь –
от смешной до ужасной.)
Вот, например, я
своим больным позвоночником
могу с большой точностью
предугадать снег, дождь, грозу, повышение цен на алкоголь и
дни,
когда мы с Энэн, по тем или иным причинам, никак не сможем увидеться.
Ну, в общем, я говорю о непогоде. И что с того?
Что можно извлечь из этого, предпринять?
Ничего.
И мне наградой за все прорицательства – лишь банальная бессонница.
Но, как ни странно, часто она, проклятая, мне по душе.
Как сегодня -
когда тишина струится повсюду,
когда она
чуть ли не пьянит.
А я
все никак не могу впорхнуть,
(и, видимо, из-за большой очереди)
не могу втиснуться
в тот самый, мрачный и грандиозный, павильон,
где человечество вынуждено демонстрировать свои сны.
И мне
в какой-то момент
в полудреме
показалось, что все мои потуги уснуть
в чем-то схожи с попытками
порой дозвониться до Энэн.
Иногда она ведет себя очень странно,
а бывает и просто
может позабыть трубку где ни попадя.
Так вот: вначале занято, занято…
Потом длинные гудки, гудки…
Не отвечает никто.
Затем в какой-то момент гудки исчезают, и,
несмотря на почти полную тишину,
я понимаю,
что на другом конце связи, уже кто-то есть
и я даже слышу
чье-то тихое дыхание.
Я замираю и не решаюсь ничего сказать.
Я просто молчу,
и от внезапного напряжения
мое сердце начинает биться чуть чаще положенного.
Я еще не понимаю, что происходит.
Может нечаянно
набрал не тот номер, ошибся,
а может просто, в полуяви
я вспоминаю,
что так всегда поступает отец Энэн,
когда она оставляет свой телефон дома.
Молчит ее старик. Молчу и я.
Словно молчание –
это огромная тяжелая плита,
и мы оба держим ее на своих плечах.
И я без понятия,
что придает вес безмолвию.
И что, что же
при каждой возможности
заставляет старика поступать таким образом?
Да и Энэн
тоже старательно обходит эту тему стороной.
А может, это не что иное,
как подсознательная ревность пожилого отца?
Эдакая беспомощная неприязнь,
неприязнь до потаенной ненависти ко всем тем мужчинам, с кем она может общаться?
Или, может, в этом старческом любопытстве
есть и нечто трогательное?
Наверное, даже переживание, любовь
к своему красивому, взрослому чаду.
Немая, несуразная попытка
хоть как-то вникнуть в ее мир и понять, чем же она сейчас живет.
Я не знаю…
Я все же больше разбираюсь в ненастьях.
И все они,
включая самые древние страшные ветры, мне дороги.
Но, прости меня господи,
теперь-то я не очень люблю те утренние часы,
когда не могу вспомнить,
что же мне снилось в этот раз…
И я
со всей своей тревожной мнительностью, наитием
подозреваю, что этой ночью
моим сном молчаливо
мог заинтересоваться кто-то еще,
кроме меня.
То ли любящий,
то ли ненавидящий всех нас.