Надел палач свой плащ из кровяного плюша…
Был приговор суров – казнить лишеньем слов,
Гитару сжечь у ног, чтоб не терзала души,
С рук не снимать оков, чтоб не писал стихов.
Оковы мне не жмут и даже не мешают,
Но вот «лишенье слов» подвох в себе таит –
Рот кляпом не заткнуть, и все прекрасно знают,
Что голову снесут. И голова болит.
Что ж, ваша власть, меня на эшафот ведите.
Гитару на груди я спрячу, как жену.
Рубите руки мне и голову рубите,
Но только чтобы не поранили струну.
Была бы казнь не казнь, когда б не издевались.
Толпа раскрыла рты, глаза – как пятаки.
Палач развел костер – не много мне осталось,
И заставлял жевать тетрадные листки.
Пусть мне мои стихи не жгут, а греют ноги.
Мои черновики мне слаще всех конфет.
Стихи ведь не горят, они нам, видят боги,
Дороже во сто крат, когда поэтов нет.
Кто приговор читал, я даже не увидел –
В глазах не то, чтоб мрак, но чувство темноты.
Ужель стихом своим кого-то я обидел?
Тогда зачем ко мне в костер летят цветы?
Питер, 1988 г.
фото из сети. монтаж мой.