Поэты и судьбы. Как издавались мы в СССР

Лев Аксельруд
БЕСЕДА

– Вот розовые вижу пред собою,
зеленые, а то и голубые,
других оттенков тонкие тетрадки,
наполненные пробами пера.
Скажу: мне, однотомнику, приятно
со всеми вами встретиться сегодня.
А что у нас сегодня? Третье мая.
Восьмидесятый год. Двадцатый век.

– Вас искренне ценя и уважая,
мы втайне Вам завидуем, конечно:
как переплёту с золотым тисненьем,
так и тому, что гордо и весомо
в домах стоите Вы на книжных полках.

– А главное, читают Вас везде,
Вас ищут и охотятся за Вами.
Что это – счастье или достиженье?

– А ежели второе, то попросим
хотя бы вкратце поделиться с нами
секретами успеха своего.

– Всё в мире относительно. И если
вы с творческими муками знакомы
(их адскими по праву называют),
сочтите это счастьем – по сравненью
с тем, что попозже ожидает вас
в издательствах. Как правило, вначале
сыграешь в тёмный ящик волокиты.
Оттуда рано или поздно выйдя,
подобие чистилища пройдёшь ты –
сквозь строй перестраховки, вкусовщины,
предвзятости, а то и глухоты.

– Но в чём-то всё же нас поймут, наверно?
А то ведь страшно. Лучше не соваться.

– На пониманье полное в искусстве
рассчитывать не следует. Но можно
(с какими-то потерями, конечно)
и суть свою, и правду отстоять.

– Суть, правда... Прошагавшему сквозь строй
хотя б живым остаться. Не до жиру.

– Искусство этим «жиром» лишь и живо.
А между тем (в теченье лет премногих)
под барабанный перестук бодрящий
шпицрутены, свистя, свое врезали:
так в жизни не бывает, нетипично.
И далее: неверье в человека,
болезненная склонность к обобщеньям,
самокопанье, злостный очернизм.
В пути – контрольно-пропускные пункты,
где мог застрять я на любом этапе.
Но брезжил свет дневной в конце тоннеля,
и, на него идя, я вышел в свет.

– Путь завершён. Теперь, пожалуй, можно
Вас, рукопись, что обернулась томом,
поздравить с окончательной победой.

– Не торопитесь. Над заметной книгой,
у выхода её подстерегая
и молнии за пазухой держа,
спешат собраться тучи. Хоть печатай
со специальным молниеотводом
иные из творений современных!
Мне радоваться надо. Но, увы,
живу я в напряженном ожиданье
рецензий, так похожих на доносы,
и обсуждений, скорых на расправу,
и заседаний административных
с оргвыводами. Я и без того
себя неважно чувствую: немало
повырезали из меня. И строки,
подобно ампутированным пальцам,
во мне и шевелятся и болят.

– А мы-то представляли: перед нами
само благополучье, процветанье...

– Моя судьба, коль сравнивать с другими,
и впрямь благополучна. Знаю книги,
что стали инвалидами войны,
войны, в которой одиночка бьётся
с вооружённым до зубов отрядом
издателей, наемных рецензентов
да разных управленческих чинуш.

– Послушать Вас, издательство всё время
лишь тем и занимается, что яро
воюет против тех, кому, по сути,
обязано своим существованьем.
Отбросив многих прочь, за счёт чего же
оно живёт? Какие сочиненья
здесь набирают проходные баллы?
Произведенья классики, конечно?

– И нынешние, в коих ни сучка
и ни задоринки. Как по команде
всем строем слов своих шагая мимо,
да, мимо цели подлинной искусства,
такие сочиненья в униформе,
что служат под началом конъюнктуры,
с парадного крыльца и без хлопот
в печать проходят. У поделок этих
отменная, как видим, проходимость.
Беря числом, маневренностью, хваткой,
подобные изданья-проходимцы
перекрывают честным книгам путь.

– Сказать точнее, рукописям честным,
которые живей неизмеримо
и долговечней проходных изданий.

– Да, рукописи не горят. И в этом,
коль не удастся опубликоваться,
найдём мы утешенье для себя.

– На будущность свою зачем так мрачно
глядите вы, пугливые тетрадки?
Взрослейте, наполняйтесь мыслью смелой,
и силой чувств больших, и мощью слова,
чтоб к людям долговременною книгой
однажды из безвестности явиться.

– Дух типографской краски нас пьянит.
Вы, впрочем, это видите и сами.

– Лишь обещаньем славы эта краска
дурманит вас. А если на столетьях
замешана она? Вы привкус крови
(и пролитой, и той, чем строки пишут)
в ней чувствуете? А дымок костров,
уничтожавших и людей и книги,
здесь обонянье ваше различает?
Былого боль, его живую память
хранят папирус, кожа и бумага.
Горжусь, что книги, лучшие из лучших,
являются духовным генофондом
самой цивилизации земной!
1989
(из книги "Необходимость",
госиздательство Адабият, 1990)