Глава вторая

Людмила Ларичева
Перечитав написанное мной,
               я к выводу пришла,
что допустила промах:
читателя в канву событий завлекла,
об авторе не проронив ни слова!

Прости, читатель мой, великодушно! –
Свою вину я признаю послушно.
Спешу исправиться.
       Клиентам представляюсь я
как Дарья Николаевна Веснянская,
друзьям же просто – Даша.
Ведь, я еще довольно молода:
мне двадцать три всего,
и я – одна, не замужем пока что,
не встретила того, кто навсегда…,
как Натка – Сашу, мужа своего…

Фамилия Наташи – Веселова,
а Саши – Веселов. Они однофамильцы!
Ей даже паспорт не пришлось менять!
Бывает так. Жизнь - та еще шутница!
Не думаю, что мне так повезет. (Как знать?)

      *   *   *

Из-за фамилий и разговорились,
когда в архитектурный поступали:
мы просто рядом у доски стояли,
смотрели списки поступивших.
                Все давились
вокруг (там конкурс был в тот год –
                сто человек на место,
но мы прошли…).  Ну, вот!
       Опять я о Наташке!
              Итак,вернусь к себе.               
            
                Я – тоже сирота.               
Вернее, так: я выросла в детдоме.
Как  мне, шутя, сказала мама Тоня:
подарочком к 8 марта я была.

Холодным  утром на работу шла
она и увидала сверток:
в оберточной бумаге на крыльце
лежал ребенок, только что рожденный
и брошенный мамашей замерзать.
Она, возможно, даже не взглянула,
кто у нее родился, прежде, чем бросать…
Такую Бог мне дал «родную» мать!
Вот мама Тоня - настоящей стала:
лишь ей благодаря, я выжила, в конце
концов! Она меня спасала
недели две, от смерти сторожа:
массаж мне делала, дыханьем согревала,
отпаивала козьим молоком…
и выходила и удочерила.
Она же меня Дарьей нарекла…,
а «Николавна»  я по крестному отцу.
Он братом старшим приходился маме Тоне
и был тогда электриком в детдоме…
Трагедия пришла к счастливому концу.
Или к началу новой? – Я не знаю.

Мне крестный говорил, что мама
так радовалась мне – светилась прямо.
Чужие думали, что я – ее родная дочь,
и лишь свои, детдомовские, знали,
что я – подкидыш.               
                Я бы и не прочь
узнать: каковских я статей…
Да, поздно! Видно не искали
меня тогда. Теперь и вовсе, думаю… Едва ли,
смогу найти  родных по крови мне людей.

      *   *   *

Я «мама Тоня» маму называю
и до сих пор. Ее, уж,  нет давно,
но детские привычки нас сильней, -
я так все время обращалась к ней.

У мамы с детства сердца был порок.
Она примерно за собой следила
И каждый месяц ко врачам ходила.
Врачи рецептов кучу ей давали
И к фармацевтам дружно посылали.
Она свои пилюли выпивала
послушно, только толку было мало
от них, и рано срок ее истек.

Я на втором тогда училась курсе.
Нет! Не хочу об этом вспоминать.
Так тяжело родных людей терять
навечно!Их и так-то мало,
а тут не кто-нибудь, а мама! Мама!
С тех пор я реже стала посещать
места родные, хоть пообещать
пришлось тогда татусе –
крестному – что буду приезжать
к нему на лето – «воздухом дышать».

      *   *   *

Вы помните, наверно, ураган,
Что летом тем безумствовал в столице…
Всю ночь он бушевал…
          В кошмарном сне
Такого мне бы не могло присниться,
Что утром я увидела в окне!
Упавшие деревья, в хлам – машины,
Повсюду мусор, битое стекло…
Звонок мобильника – взорвавшейся пружиной,
И голос хриплый стонет тяжело:
«Дашута! Приезжай скорей!Петрович плох!» –
И связь оборвалась, лишь долгий вздох
пространство одолел.
         
      Напрасно я пыталась
перезвонить. -
       Сеть недоступна! –
          слышалось в ответ.
Хоть я недолго собиралась
в дорогу, но пока коту обед
готовила и туалет меняла,
прошло, наверное, минут пятнадцать…
Нет звонка. Ну, что же?- Буду отправляться…
………………………………………………

Смотреть на сад я не могла без слез:
В нем ураган живого места не оставил, -
И о Петровиче тревожилась всерьез.
Пока я добиралась от метро
(автобусы в глухую пробку встали),
Его уже сосед – шофер увез
«в Склиф или в Пироговку» -
Этого жена соседа, что меня ждала,
Не знала точно. «Мне и не сказали!»

…………………………………………

Я в дом вошла и села тяжело
на стул у входа.
               Битое стекло
везде блестело, как под Новый Год,
когда на праздник елку украшали,
и блесток невесомый хоровод
с игрушек елочных по полу рассыпали…

……………………………………………

Стакан с остывшим чаем… Бутерброд
надкушенный тоскливо на тарелке
засох. Над ним кружилась муха,
влетевшая в разбитое окно…
Чтож тетя Аня? – Позвонила бы давно,
чтоб мне сомнений не томиться мукой.
Я в кухню побрела, зажгла горелку:
чаю что ль попить? – Еда не лезет в рот!
Растяпа! Я-то что сижу и жду? -
И нервно номер набираю  тети Ани. –
Чуть слышно бьется в трубке: «Ду-ду-ду…»,
а рядом где-то, вроде на диване,
мобильник заливается  ее. –
Ну, так и есть: она его забыла!

Чтож, делать нечего, придется тут их ждать.
И что с Петровичем случилось – неизвестно.
Нет, я не стану думать и гадать,
а лучше в доме уберусь до их приезда.