МОСКВА, 1990
Овладевая
всеми попутными
карнизами,
крышами,
трубами,
свалками
и
городскими трущобами,
он постепенно достиг
способности проникновения
в каждый грядущий миг!
И Верховным Ветром
ему был присвоен титул
Узурпатора Кошачьих Шагов
и вручена в безраздельное пользование
земля до другой планеты…
Уже
к его печали прислоняются горы,
в его одиночестве тонут моря,
в его отрешенности гаснут ветры,
его именем пугают галактики…
А он,
как и прежде,
не подозревая об этом,
живет совершенно обыденной жизнью:
тоскует,
мечтает,
работает,
думает,
спит…
А иногда
(особенно ранней осенью)
бывает слегка взбудоражен идеей –
добиться признания маленькой женщины,
которую даже не любит
уже
Перемещаясь в пространстве,
он непрерывно молчит, иногда
объясняется жестами…
Из-за страха случайного разоблачения,
он даже мыслить старается знаками,
как бабочки, звезды, деревья… Он знает –
существует такой океан,
из глубины которого
за ним наблюдают рыбы
Постепенно в нем все погибло:
сначала высохло дерево,
потом исчерпалось море,
после луна, а следом
птица,
медуза,
камень,
змея,
черепаха,
облако…
В конечном итоге в нем
остается одна улитка –
способность смотреть на мир
из нарастающей глубины
раковины
Никогда и ни в чем
он не знает сомнений, всегда
он уверен в себе и спокоен, как зеркало.
И никто на земле –
ни люди,
ни звери,
ни птицы –
не способен нарушить
в нем это спокойствие, ибо
самый гладкий на свете камень
у него в кармане
Он – череда незаметных
и вполне очевидных сдвигов.
Существуя за счет изменений,
он состоит из бесчисленных граней, быть может,
от отклонения к югу какой-нибудь веточки
он становится грустным, от вздоха медузы
в нем образуется море нежности…
Он – всего только способ, посредством которого вещи
сохраняют реальность, а мир равновесие, ибо,
поглощая собой непрерывные сдвиги пространства,
он сводит к нулю
Изменение
У него по лицу,
как круги по воде,
разбегаются грезы, порой
он открывает глаза
и стремительно быстрым движением
ловит мимо летящую мошку, но тут же
возвращает ее в небеса…
Вся его жизнь,
осажденная тишиной,
как непрерывная запись
снега,
идущего хлопьями
...Эта мысль,
как таинственно блещущий ключ
от еще неизвестного дома, в котором
он будет когда-нибудь жить
Как раненный звездами коршун,
он волочится кругами по комнате
вокруг деревянного столика,
на котором в сверкающей вазе
покоится круглое яблоко…
Он в руки берет это яблоко
в десятый, а может, в двадцатый,
а может, и в сотый раз,
чтоб еще раз,
еще
и еще
убедиться в его округлости
Он никогда не любил черепах и даже
испытывал к ним неприязнь и страх,
ибо был совершенно уверен,
что именно они – черепахи –
крадут у людей пространство...
И не потому ли наш мир
так тесен?
И странные эти звуки
казались полночной музыкой.
Но это совсем не музыка,
нет, это совсем не музыка,
а просто меж ним и миром
по звонкозвенящей струне
гуляет во тьме кромешной
осенний дождливый клоун –
он все это время молча
с унылым и грустным видом
туда и обратно ходит,
как сон…
С каждым годом и днем
его все сильнее снедает
необычно глубокая зависть к деревьям,
имеющим точное место в пространстве,
уходящим корнями в недра,
а птицам дающим убежище…
«Дерево! – говорит он себе. –
Это точка отсчета блуждающей мысли,
это высший предел существующей грусти и это
идеальная форма
молчания!»
Уже которую осень
Отрешенно скитаясь по травам,
Он постигает в пространстве
Блаженство Стрекоз Зависающих,
С единственной целью –
в свой мир, огороженный скалами,
посеять частицу
нежности
Он забредил росой,
той росой серебристой, которой
на заре умываются бабочки, тля и цикады…
Он забредил озерами,
где ночами купаются лебеди…
Он забредил дождями, быть может,
слишком долго он травами думал
и мыслил цветами, быть может,
это память его высыхает
Он встал и ушел.
Он ушел от людей.
От людей к человеку,
от человека к себе
он вернулся, но снова
во глубине обнаружил
толпу
Намагниченный грезами,
он начинает беззвучно крошиться
и мелкими звездами
падает в океан…
Существуя отныне
в мерцающей памяти рыб,
он обретает структуру
космоса
Он научился беглым взглядом
сшибать с небес летящих птиц.
Он счет ведет случайным жертвам,
и в памяти его уставшей
роятся числа
О трех
чудесных
заморских странах
спросил он у трех скитальцев,
и оказалось,
что он там жил
Умер ветер.
Остановилось небо.
Замер дождь...
Он услышал свои шаги
на обратной стороне планеты
и понял все,
о чем боялся подумать раньше
А по ночам
он пишет трактат
о построении гиппопотама
из кирпичей забвения