Дело льва — рычать и прыгать
на волнующихся самок,
что в тиши саванны знойной,
охраняя доблесть прайда,
так приветливо-игривы,
так ловки и так прелестны,
что окрестные шаманы
песнь поют безумным девам,
затуманясь в пароксизме
неземного поклоненья.
Между тем, когда порою
глад нещадный подкрадётся,
он за дикой антилопой
в гонке праведно-жестокой
умертвит и ту и эту
(антилоп-то было двое),
дабы сумрачные львята-
первоклашки были сыты.
Но когда к нему приходит
Айрин трепетно нагая
(львицам платья не пристали),
и она ему приносит
пару капель африканской
хитро выстраданной водки,
Лев, прилично удивляясь,
превращается во львёнка.
И его тугую шею
очень просто преломить.
Упадая на хребтину
и царапая (чуть-чуть лишь)
изумительное тело,
шею, грудь, тугие бёдра
(в смысле Айрин – а не чьи-то),
он замыслит пару-тройку
сексуальных революций.
Дальше пробка от шампанско-
го её пробила твердь…
…Так, под бременем закона
стал нагляден вышний глянец.
Ну, а родом мы из детства.
Все мы родом из него.