Дурень

Константин Губаренко
                Ходит дурачок по лесу,
                Ищет дурачок глупее себя.               
               
                Егор Летов

Дурень думает, деньги делает:
Он не делать рад, только услыхав
Что не к спеху бы да не нужно бы,
Его милая разбранилася,
Раскричалася, раскраснелася,
И погнала прочь, дав такой наказ –
Чтоб к весне пирком да за свадебку.
 
Раз зашёл в кабак от зимы спастись,
Поискал икон, не нашёл, сел так.
И давай глядеть, как живёт теперь
На святой Руси неспокойный люд.

Некрещёный люд, коромыслом дым,
Пышнотела ****ь, позабытый бог.
Смыть решил грехи зеленым вином,
А проснулся – раздет в переулочке.
Впрочем – не роптал, по судам не шёл,
Был доволен тем, что остался жив,
Что мороз не сжёг, разбудить успел.

По Руси пешком долю мыкают
Орды дураков, голь бродяжная,
Прослыхав, что есть город золотой,
Не спросив пути, сдуру ломятся.
Кто придёт куда – тот тому и рад,
Хоть ни юных дев, ни злачёных стен,
Ни ручного льва не видать вокруг.

Только вот дурак – он ведь чем хорош:
Не привязан он к слишком многому.
Был бы Бог, да Русь, да порой хлеб-соль,
Можно в баньку бы, можно водки бы,
А своим двором за забором гнить –
Не заманишь ведь дурака назад,
Коль дорвался он до дороженьки.
 
***
…Или вот когда отшумит листва,
В гости позовёт твоя бывшая.
Будешь пить-гулять,
Делать вид, что нет
У тебя того, для чего звала…

А когда дойдёт дело к полночи,
Сам допьёшь вино да погасишь свет
Чтоб негоднице не смотреть в глаза,
Чтоб не видеть глаз своей нынешней…

Ближе к трём утра, когда первый свет
Клюнет на крючок-огонёк «Пэлл Мэлл»,
Когда дева спит, когда страшно жить,
Прячь в одежду срам и иди долой.
Если Бог сберёг – отведёт ментов,
И людей лихих, городских волков.
Если нет – так нет. Не впервой, поди,
Собирать себя по рукам-ногам.

***

…Дурню снится сон: он в базарный день
Среди торжища разношёрстного
Бродит взад-вперёд, как карась в воде,
Хоть в кармане нет ни полушечки.
Дурня холод жжёт, дурня голод ест,
Прохудился совсем кафтанишко,
Протоптались до дыр опорочки,
В животе второй день – ни маковки.

И нет места ему ни на паперти,
Ни в работе подённой рыночной,
Ни в бурлацкой лихой аравушке,
Ни в ватаге разбойной кипенной.
Слёзы моют глаза дурацкие,
Стоном стонет нутро продрогшее…
Сбросил дурень сон, потянулся, сел –
Глядь: а въяве всё так же в точности.

***

…Или вот ещё – на мосту стоишь,
Поезда идут взад-вперёд… Зачем?
Не успел допить – за спиной раздор,
А причина ему – посудина.
Зажигай фонарь! Человек! Ты где?
Человек, ты что? Человек, куда?
Иногда мелькнёт в темноте спина.
То-то и оно. Не зевай: ноябрь.

Ой, паскудный мир… На пустой Сумской
Только ты да он – в одну сторону.
Подойди к нему, звать его – Никто,
Жить его – нигде. Спать ему – никак.
С ним вы хлопнете рука об руку.
С ним вы хлопнете по стакашику.
Через пять минут не попасть в метро.
Вам не по пути: Алексеевка.

***

Только листопад резанул кадриль –
Сразу дурень сдал, сразу спал с лица.
Словно вша грызёт, словно ноет выпь,
Словно тянет кат жилы дурневы.
Тянет дурень чай, жмёт нательный крест –
Жжёт нательный крест дурню душеньку.
А причина в том, что закон таков:

Пока дурня выносят ноженьки,
Пока ночь не грозится инеем,
Пока некому плакать брошенным –
Не сиди. Иди. Даст Бог, свидимся.

                Харьков, июль 2007