Стоял на площади палач,
курил, поплевывал,
народ спешил с зеленых дач
глазеть на новое.
Гудел в веках Ершалаим
и в предвкушении,
густела чернота над ним
при приближении
повозки с телом, что могло
еще помучиться...
Но сроки, стела и кайло –
на воле случая.
Хрипел плетнями пыльный шквал,
газеты шаркали,
и ветер яростно срывал
афиши яркие
с облезлых, закопченных стен.
Затихли улицы.
Но на развилке полисмен
смешливо щурился...
Народ скучал, ныл о былом
и лузгал семечки,
делился сплетнями «о нем»
и «было времечко…»
Смотрели, в миг ослабив рты
на действо скудное
глухие жертвы немоты
и неподсудные...
Исторгла жадная молва
"ах...ха" с истомою,
и отлетела голова
на пол с соломою...
Взлетали крики, чей-то плач
во мглу белесую,
глотал из горлышка палач
ликер кокосовый.
Держа под ручку попадью,
от делать нечего,
он в безвесельную ладью
хмельного вечера
ступал и веселился всласть,
забыв амбиции.
Ведь казнь... еще не началась.
И завтра снова силы класть
на репетиции.