К вечеру Миша почувствовал слабость,
Песни девичьи как-то не в радость.
Вовсе не греет камина огонь,
Мокрой, холодной стала ладонь.
Трудно в палатах дышать ему стало,
Сердце как молот в груди застучало.
Хочет спуститься на двор подышать,
Воздуха свежего в грудь понабрать.
И что он видит, вокруг все горит,
Город в развалинах черных лежит.
Дым застилает глаза пеленой,
Конь лежит мертвый, пронзенный стрелой.
Рать вся побита жестоким врагом,
Что за напасть ворвалась в милый дом?
Нет ни кого и один Михаил,
Темный туман землю мраком накрыл.
Ужас безмолвный сковал его члены,
Гибели ждет он, иль вечного плена.
Видит он меч, кровь стекает с клинка,
Но чья сжимает предмет сей рука?
Нет, он не может увидеть владельца,
А острие уже метит по сердцу.
Хохот ужасный из мрака раздался,
Будто валун от скалы оторвался.
И молвил глас: «Что дрожишь Михаил,
Верно как звать то себя позабыл?
Правильно, надо бояться тебе,
Скоро возьму твою душу к себе.
Так как прольешь ты кровь брата родного,
Каина вижу в тебе я второго.
Всех ты несчастными сделаешь княжич,
После отца, род не будет ваш княжить.
Меч сей отравлен тревогой немой,
Пусть она вечно будет с тобой!!!»
Видит он, меч стрелой к груди мчится,
Вот уж готов ему в сердце вонзиться…
Но, что такое? Туман отступил,
Луч пуще солнца глаза ослепил.
И через миг он увидел, что меч,
Наземь упал, не успев грудь рассечь.
А глас ужасный как эхо: «Ну что ж,
От кары моей все равно не уйдешь!»
Дождик пошел, и свежо сразу стало,
С ветром веселым печаль убежала.
Молвил тут княжич: «Вот чудеса,
В небо смотрю, вижу мамы глаза!»
Небо вдруг радостно так улыбнулось,
Вскрикнув: «О Боже, дитяте очнулось!»