Не знаю, хорошо мне или плохо:
со всех углов крадется пустота.
Внутри все каменеет и немеет
и останавливает кровь свое движенье,
как будто не хватает красных ей частиц
и не хватает ей огня.
А сердце,
то сердце, что так неистово и сильно билось,
упало в обморок голодный и глубокий.
И затуманивает разум смертная тоска,
не в силах изменить сей мир,
а так же и смириться с ним не в силах.
Хотя смиренье, говорят, и адское терпенье -
единственная золотая середина,
что держит нас на краешке Земли.
Но умирание безумно возбуждает,
толкая страшной силой в тот светлый и далекий коридор,
где беспристрастно все,
где боль равна экстазу.
И пусть у многих страх исчезновенья
живет неумирающей надеждой,
что все-таки, когда-нибудь прорвется эта боль,
пролившись благостным и радостным дождем,
и повторяться будет многократно.
А колесо судьбы раздавливает нас,
наматывая лживые надежды,
возвышенное втаптывая в грязь,
срывая маски и фальшивые одежды
и перекатывая снизу вверх и снова вниз.
Но вырваться из безысходного движенья
способен сильный,
а вознестись над ним - мудрейший.
Прочим суждено потрепанным, измученным и старым,
с трясущимся беззубым ртом
просить у жизни лишний воздуха глоток,
того, что сами засмердили напрочь...