(подражание Фридману)
Я пробежал по книжным полкам, а там - ни сердцу, ни уму, и ничего, скажу вам, толком, в стихах сегодня не пойму. До слез бывает мне обидно (случалось, плакал в тишине): Вот Пастернак, вот – Блок... А Фридман? Где Фридман? Ну скажите мне! Ответ найти весьма непросто в шуршащем ворохе проблем: быть может, я не вышел ростом, или глубоких нету тем? Как жаль, что я себя не вижу среди поэтов, графоман. Поехать в Болдино? Иль в Нижний? В Саратов к тётке, в глушь? В туман? Всё бесполезно. Вышли сроки. Все гении уже в раю, и только я, рифмуя строки, писать стихи не устаю. Не измеряя их в катренах, успеха формулу постиг: пишу часами я нетленку, не запинаясь ни на миг. В формате модном А4 потоком откровенья лью и по ночам в пустой квартире гублю я молодость свою. Я, вдохновляясь каждым взглядом, переплавляю все в поэзь, а коль Пегас присядет рядом – с него уже ни встать, ни слезть. И нет пальто, пропала куртка, седло исчезло и хомут, меня читают все придурки, когда же умные прочтут? Я так писать могу годами, филоСофизмами пыля. Сваять сонет Прекрасной Даме легко – всего за три рубля. Не заморачиваясь с Дао, я в психоделику не лез, зато снискал в народе славу и нездоровый интерес. Направив в русло мирный атом своих неистовых страстей, я больше не ругаюсь матом, и не вожу к себе б(зачёркнуто) гостей. Мой волос стал темней и гуще, я даже выше ростом стал, когда поэму «Я и Пушкин», не слишком парясь, написал в порыве страстном вдохновенья единым росчерком пера: «Какое чудное мгновенье, какая дивная игра!»