Вот добрая книга на лаковой полке.
О ней пересуды ходили и толки.
Её написали, отдали в печать,
Потом наказали, заставив молчать.
Судьба этой книги подобна крамоле.
Носила вериги. Сидела в неволе.
Терпели. Последний, небось, экспонат.
Ведь книги бывают опасней гранат.
Хрупка, не надёжна микроба культура.
В одёжках железная номенклатура.
Изъять! Запретить! Фельетон написать!
И маленький томик пришлось мне спасать.
Я книг запрещённых в руках не держал.
Но век просвещённый тюрьмой угрожал.
И так получилось. Вменили в вину.
Я долго смотрел на глухую стену.
Когда же принёс из бабусиных сеней
Прочёл на обложке: Серёга Есенин.
Год тридцать четвёртый. Поэмы, стихи.
Послушай, Есенин. Прости нам грехи!
Извечно гонимый, по злой чьей-то воле,
Народный поэт, обвинённый в крамоле,
Он мог не заметить грядущий запрет.
Теперь, кроме книг, ещё есть интернет.