Моя, не лишённая приятности, наружность не раз оказывала впечатлительность противоуположенному полу.
Здесь надо бы сказать – благосклонность женщины ухаживанию может принимать найразнообразнейшие позы.
Крайние проявления её – полнейшее неприятие моей сути и абсолютная сквозная непоседливость не приносят мне душевного отдохновения.
Из множества женских рефлексов наибольшего моего спроса достигла позиция медицинской сестры реанимации, где я предыдущей пятилеткой избегал ужасов действительности.
Что это за позиция такая, спросит любопытный. Поясню.
Будучи прикован койке, пациент реанимации первыми днями не испытывает свойств своей субстанции.
Исключительно напротив, следующими периодами он предположительно заискивает медицинским сёстрам на предмет дальнейшего выздоровления.
Так вот. Радость медицинских сестёр такому ходу вещей очень запомнилась моему воображению.
Ибо, как разъяснено было этими богинями шприца и укола, активность трупа есть прямой признак его живучести.
А живучесть для медицинской сестры есть важнейшее из искусств.
Не за зарплату же ходит она туда!
Святые они эти девочки!
Так вот. Такая чисто медицинская реакция женщины на ухаживание представляется мне оптимальной.
Кроме того, как объяснила мне одна любительница моей немудреной лирики, тот факт, что ты за мной лебезишь, не только свидетельствует о твоей плавучести, но и неопровержимо доказует, что я сама есть живая и при том приятностью не обделена.
Впервые впал я в соблазн женского благолепия на стадии двухнедельной отлучки жены.
Если продолжение этого текста представляет интерес прошу сообщить.