В тапочках синих, пижаме оранжевой
С брошью из божьей корявки поверх,
С пальцами в кольцах удава, как грех
Красочный бог сновиденье поглаживал.
Там… лакал молоко из чашечки сорванной
Женской груди и выдавливал смех-
Пасту сквозь зубы, запутавшись в мех
Кошек, ошкуренных мертвенно-чёрными.
Там… спотыкались об облако голуби,
Солью и хлебушком снега с небес
Красными с холода клювами без
Жалости жадно насытившись впроголодь.
Там… беспокойно шептался на головы
Рыбьи порывистый ветер-старик,
Головы никли… от зари до зари
Тухли в подсвечниках чистого олова.
Там… океан подавился моллюсками,
Плывшими сплином глухим из ушных
Раковин тысяч и тысяч сухих
Трупов, утопших на северном уксусе.
Там… прослезился на пятницу бог,
Снами в четверг отравившись и вещими
Щами, собрал в чемоданчик все вещи и,
Сунув под мышку чесавшийся бок,
Выпал на землю под гомон тамтама,
Снежно моля у себя по себе.
Баловень блёкл, балаболен и бел –
Видел когда-то, как падает там, где…
Ножницы бабочек, бабочки ножниц
Порхают и режут, порхают и режут,
Мертвенно-свежую, гладкую кожу
Лезвия крыльев раскрасили в нежно-
Малиновый цвет.