Удил я летом на реке слюнявых подлецов*.
Варила бабка снедь в горшке, надеясь на улов:
"Уж поусердствуй, мой Милок, слови мне судака,
Ведь судаковая уха — целебна и сладка!"
Уймись ты, Старая клюка! Запрос твой — неумест!
Блесна нужна на судака, а кашу он не ест.
Ты мне хоть литру посули, ручаюсь бородой -
Я не смогу его поймать бамбуковой удой.
А бабка, все твердит свое: "Ты все ж его слови!
Я наварила геркулес, считай рубля на три.
Добавлю маслице в горшок, лаврового листа,
Такой кормежкой приманить по силам и кита!"
Махнул бессильно я рукой, ну что с нее возьмешь?
Как не крути, но далеко ты бабку не пошлешь.
Собрал пожитки и вперед, к излучине реки,
Там, где заветный омуток скрывают ивняки.
Местечко кашей прикормил, лишь заалел восток.
Присел, цигарку задымил, потом вздремнул чуток.
Смотрю сквозь сонные глаза на яркий поплавок,
А он танцует на воде и вдруг, слегка прилег.
Подсек. В ответ глухой зацеп. Корягу якорнул?
Но чувствую, серьезный лещ за леску потянул.
И так упорственно согнул конец моей уды,
Что я решил: «вот это приз, а ну иди сюды!»
Не зная что, не помню как… и кто-кого пленил,
Как в мой подсачек еле влез какой-то крокодил.
Когда от брызг протер глаза, смекая так и сяк,
О, чудо! На крючке сидел огромнейший судак!…
Смеялась бабка надо мной, поели мы ухи.
Смеялись люди за спиной, смеялись петухи.
Уже так много унесла с тех пор река воды,
Но помню, отпуск я провел, увы, без бороды…
* - Подлещиков