Хлеб – он сухой, конечно, но руки пахнут маем. Я съем до крошки и станут лапы крепче.
Моя зима принимает вахту. Быстро вскипает чай. Земляничный запах вьется над чашкой. Можно укутать ноги старым пальто, глотать тишину и гладить умницу-пса.
Конечно, он знает много, запах его большой конуры мне сладок.
Свет стал холодный, тусклый, я, вероятно, слепну. Четыре шага от спинки кресла к двери в сырую явность, и где-то я там, сам же собою выгнан из мыслей тесных.
Ветер, конечно, громко свистит над домом, ветер холодный, бьется в стекло в окошке. Я буду рядом.
Голос мой стал надломлен: в горле застряла стужа. Зима роскошна – белым хвостом собольим смела следы, и не повернуть назад, не найти дороги. Вот мы остались: я и, седой как дым, мой пес. Он оскалит зубы, когда я дрогну перед лицом холодным, бледным ее. Такою ее не знает никто на свете: ведьма-весна-проказа в висках койота.
В сердце собачьем верность – слепая ведьма.