Ода

Дэмиэн Винс
1

Зодчие

В этом городе не бывает чужестранцев
С завистью и восхищением
Глядят они на его гладкие
Переливающиеся стены
Тропами пилигримов
Бродят вокруг него
Силясь отыскать внезапную дверь
Или милосердный портал окна
Что отворили бы им путь в недра святилища
Которое дозволено созерцать
К которому даже можно прикасаться
Но познать которое невозможно
Стены возведены не из дерева, не из камня
От них веет теплом
И на ощупь они упруги
Постоянно находятся в движении
Ибо сам город никогда не стоит на месте
И жизнь внутри него
Созерцать которую запрещено чужому глазу
Не прекращается
Это обиталище молчаливых созидателей
Существование которых подчиняется размеренному ритму
Придуманному до начала времен
Кем-то мудрым
И недостижимо далеким
С рождения и до смерти
Жизненный цикл каждого
Расписан по мельчайшим отрезкам времени
Для которых нет и не будет имен
Они заточены в великолепную темницу
Чья обширность недоступна их пониманию
На понимание они не способны
Ибо, в сущности, не обладают ни разумом
Ни самой зыбкой тенью его
И посему им легко живется в подчинении
Денно и нощно, сменяя друг друга
Погружены они в неторопливую работу
Не останавливаясь ни на миг
Передают они из рук в руки
Легкие белые камушки
И медленно, по дюжине в год
Вкладывают их в ослепительный белый каркас
Совершенный в своей пугающе-безупречной форме
Тайна города сокрыта внутри него
Никому не дозволено видеть сияющий ажурный дворец
Овитый густыми алыми побегами лиан
Никто не знает о безымянных зодчих
Что десятилетиями трудятся над его возведением
Никто не видит их
Даже хранитель ключей
Чья душа обитает в левом крыле одного из верхних этажей
А разум – в самой высокой башне
Пройдет время, и первая упорхнет сквозь ажурную дверь
А второй просто незримо исчезнет
И тогда постепенно
С жуткой медлительностью
Дворец начнет открываться взорам
Белые камни начнут обнажаться
Их белого свечения
Уже не будут скрывать молниеносно ветшающие стены
Алые лианы посереют и опадут
И спустя несколько лет
Совершенный дворец наконец-то откроется посторонним взорам
Нужно лишь немного подождать
Но любопытство – одна из величин
Для которой еще не изобретено предела
Чужестранцы, сбив ноги в кровь
От непрестанного хождения вокруг города
В надежде отыскать дверь или окно
Что отвели бы их в недра тайны
От отчаяния стали изобретателями
Так появилось всевидящее око
Способное делать стены прозрачными
Без век, без ресниц, без слезных желез
Оно стало вехой в многовековой истории любопытства
И дворец, обнаженный, предстал перед взорами чужестранцев
И хранитель ключей с любопытством взирал на полотно
Выполненное в сине-черных тонах
И с улыбкой вспоминал ненаписанный рассказ о человеке
Испугавшемся до смерти
Обнаружив
Что под кожей лица у него находится череп.

2

Катастрофа

Миры внутренний и внешний взрываются одновременно
В общем торжестве противостояния спокойствию
Сознание выплескивается из сонных берегов
Горизонт ощеривается хищными пиками
И из них рождаются вулканы
Равнина залита еще дымящимся асфальтом
В небе нет ни одного светила
Но зарево далеких огней
Слепит и побуждает к преступлению
Призраки тишины с позором изгнаны из этих мест
Спокойствие предано забвению
Бездействие признано тягчайшим грехом
Здешние законы
Сродни законам далекого сурового океана
Не будешь двигаться – умрешь
Но здесь на мили вокруг – ни одного озерца
В воздухе пахнет гарью
В верхних слоях атмосферы беснуются молнии
Этот мир – погибший
Но далеко не мертвый
Испуганному взору он может показаться преисподней
Но на деле это – чудовищный рай
Для того, кто преклоняется перед скоростью
Для того, кому недостаточно ветра
Свистящего в ушах при быстром беге
Для того, кто жаждет бурь и ураганов
В имени чьем отголоском поет слово «шторм»
Современный рыцарь, облаченный в кожаные доспехи
Седлает хромированного коня
И мчится по бескрайней равнине
Путь его не имеет конца
Ибо финиш будет означать возвращение к спокойствию
И исчезновение ветра
Погаснут вулканы
Черный асфальт станет уныло-серым
И потрескается
Уступая дорогу наглым зеленым росткам
Молнии убегут с небосклона
Отдавая его во власть приторно-нежным лучам
Мир станет статическим и скучным
Но ныне все стихии слились в одну
Неведомые сверхсущества мчатся вослед за всадником
Свистят и поют
И силятся догнать
И сбросить с коня
Но всадник пришпоривает его
На рассвете он напоил его мертвой радужной водою
И конь будет служить ему еще долгие часы
Скорость достигает критической отметки
И тогда они сливаются друг с другом
Как если бы родились одним совершенным существом
Бессмертным и сильным
Смех всадника перекрывает собою бурю
Он – король этого мира
Что представляет собою одно бескрайнее шоссе
Ниоткуда не начинающееся
И никуда не ведущее
Всадник овладел искусством постичь простую истину
Если оседлаешь коня лишь затем
Чтобы попасть из одного места в другое
Ты никогда не познаешь истинной скорости
А он познал
И ныне коронован безумным ветром
Горы и небеса меняются
Неизменна лишь дорога
И он, один, на ней…

Но нет
Уникальность была иллюзией
Жестокой потому, что рассеялась слишком быстро
Вздыбилась дымящаяся черная волна
Молния разбилась об асфальт в ярде от всадника
И он не успел заметить другого
Несущегося прямо на него
Железные кони с ужасом посмотрели
В слепящие очи друг друга
Не в силах ослушаться рыцарей
Сознание родилось где-то в недрах
Их грохочущих внутренностей
Машины обрели разум и душу
За мгновение до того, как погибнуть
Второй всадник успел отскочить в сторону
И скрыться из реальности
Первый же…

Брызги металла
Всплески искр
И стрелы белых лучей
Пряди волос с лязгом ударяются друг о друга
Всадника крик разносится на мили вокруг
Белая кость
Ослепительная
Великолепная
В неистовстве пробивается наружу
Разрывает кожу
Преодолевает легкую преграду черных доспехов
Разорвав алые нити сосудов
С радостной злостью пройдясь по нервам
Она отражает от себя горячий
Солнечный луч
Она вырвалась на волю
Из многолетнего заточения
Часть ажурного каркаса
Выполнявшая строго отведенную ей функцию
Ныне свободна от своих обязательств
В совершенной системе воцарился хаос
Воют сирены нервов
Алое пламя бьет из плеча
Торжествующая агония боя
Умирающий изувеченный конь падает
Подминая под себя рыцаря
Жаждая, чтобы и тот умер рядом с ним
Чернота стирается с неба
Молнии теснятся на западе
Спеша исчезнуть из враждебного мира
Угасают вулканы
Сознание возвращается к сонным берегам.

3

Излом

Берега умоляли
Море забвения плескалось рядом
Готовое принять и приласкать
Духи вечности медленно роились у дна
Ожидая, когда новая душа
Скользнет к ним
Под эту тягучую воду
И песок поглотит следы
Он лежит у кромки
Обозначившей переход
От мира реальности к миру грез
Он лежит на спине
Лицом кверху
А над ним – безразличный белок
Не то низкого, как потолок
Не то абсолютно бездонного неба
Кто-то пронзил его копьем
И вот теперь он лежит здесь
Не рыцарь
Не человек
А земноводное
Беспомощное
Безучастное
Недвижное
И теперь они приходят к нему
Маленькие
Невидимые
Подобные насекомым
И разговаривают тихими
Тонкими голосами
На до боли знакомом языке
Их маленькие коготки
Колют подушечки его пальцев
Они проворно забираются под ногти
Бегут вдоль голубых вен наверх
Туда, где средоточие боли
Водят хороводы на девственно белых бинтах
Расхаживают по ключицам
И спускаются с другой стороны
Таща за собой тоненькую
Невидимую ниточку
Колышек вбивают в песок
И обвязывают ее вокруг него
Потом снова подходят к телу
Взбираются на него, цепляясь за неживую ткань одежд
Бегут поперек
Спускаются
Вбивают колышек
Обвязывают нить
И так – сотни раз
И говорят, говорят, говорят
Едва слышными голосами
Не позволяя ему провалиться в сон
И веселятся, танцуя на снежных бинтах
Под которыми бьется
Временно переместившееся туда сердце
Ибо средоточие боли находится там
В том месте, где пробита брешь
В том месте, где дерзкая кость
Осмелилась заявить о своем существовании
Нарушив продуманное совершенство форм
Взбунтовавшись против правил
Придуманных до начала времен
Кем-то мудрым
И недостижимо далеким
Сияющий дворец скелета
Уже не безупречен
Ничего уже не будет как раньше
Новая плоть стыдливо прикроет несовершенство
Пройдет время
И, быть может, никто не догадается
О случившемся когда-то бунте
Тайна будет запечатана за семью замками
И погружена в тягучий песок забвения
Но зодчие будут помнить и знать
И промозглыми вечерами
Сросшаяся кость будет ныть
И напоминать о своем существовании
Если на свете и существует бог
То он и есть сама природа
Она всеобъемлюща
Она мудра
Она жестока
И она эгоистична
Природа не терпит идеалов
Природа наказывает тех
Кто смеет претендовать на божественный титул
На рассвете ее незримые руки берут комок глины
И начинают лепить
Красота творения ослепляет ее
И она создает нечто прекрасное
Нечто совершенное
И у нее не хватает сил нарушить эту гармонию
Но вот прелестное глиняное изваяние вырастает
И в нем развивается разум
Это уже не просто живой организм
И не чудесный каприз природы
Это – существо мыслящее
И ей более не подвластное
Ревность захлестывает ее
Как такое могло произойти
Как не может быть в небе двух солнц
Так и не может быть в мире двух богов
Особенно если один из них
Происходит от человека
И красота, созданная самой природой
Ей же тогда становится ненавистна
Испортить
Растоптать
Изувечить
Дабы поддержать порядок в этом неидеальном мире
Вернуть все на круги своя
Никто из смертных
Не имеет права на безупречность
И негласно коронованный Случай
Ухмыляясь, кивает головой…

Два очага
Спорящие за должность сердца
Ноющая кость
Хрупкие покровы новой кожи
И больное море в глазах
Сонные берега не поглотили его
Тонкие веревки не удержали на зыбучем песке
Это не бездонное небо чуждого мира
А всего лишь простой выбеленный потолок
Шум бьется в окна
Реальность нарастает и опадает
Как еще один прибой
Солнечные блики отражаются от всех вещей
Выманивая наружу
К знакомым опасностям
Белый склеп становится бесполезным
Время здесь остановилось
А за окнами
За дверями
Оно бежит вперед
Обгоняя звуки собственного смеха
Верный механический конь не выжил в катастрофе
Но это не беда
Ничью анатомию не знает он лучше
У него будет еще дюжина коней
И все будет почти как прежде
Время от времени хор тонких
И странных голосов
Заводит секретные разговоры у него в голове
Но есть способ сбежать от них
Нужно раствориться в свисте ветра
И он выходит на равнину раскаленного асфальта
Ведя за поводья нового хромированного коня.