ПИСЬМО ИЗ АФРИКИ
И. Сидорову
«..Лицом к лицу – лица не увидать,
Большое видится на расстояньи…»
С. Есенин
Под сказочным небом Экватора,
С учетом магнитных склонений,
Поправок в системе Меркатора
И прочих локальных явлений,
Без гнуса, слепней и милиции,
И энцефалитных клещей,
По нашей душевной традиции
Себя ощущаю «вощще».
Здесь так далеко от отечества,
Что видишь с огромным запасом –
Не та, видно, часть человечества
Была названа Гондурасом.
Что в мире уйдет, что останется,
У нас Альма-матер одна.
А Африка, что же ей станется?
Хорошая, в общем, страна.
28.05.2008.
МАКОНА
“Где среди пампасов
Бегают бизоны…”
Народная песня.
Соавтору данного опуса А.Суркову
Не сказать, чтобы спокойно,
Ободрав себе бока,
Продирается Макона,
Африканская река.
Относительно по курсу,
Обскребая склоны гор,
Что б в итоге распахнулся
Атлантический простор.
Будет время, чутким оком
На просторы погляжу,
А пока среди потоков
Я на камушке сижу.
На пороги, на протоки
Устремляю острый взор
И лежит на солнцепеке
Мой подмоченный «passeport».
Надо бы поосторожней,
Но поскольку так бурлит,
Где-то здесь, вполне возможно,
Притаился кимберлит.
И, быть может, не напрасно
Я смотрю на горизонт
Пробежит среди пампасов
Завалящийся бизон.
Удивительное рядом,
Так на свете повелось.
Не всегда оно нарядно,
Но способствует наскрозь
И, вообще, быть лучше зрячим.
Но приходится признать,
Чередуются удачи.
Их бы только распознать.
Что здесь было до потопа,
Не узнать наверняка.
Но в сплетеньях местных тропок
Отпечатались века.
И, что б сдохнуть мне на месте,
Даже если навсегда,
Не найти среди созвездий,
Где Полярная звезда.
19.05.2008
Молитва о дороге
Славе Горлашкину...
Оседает на дно по обочинам снег,
И метели уже отлетели.
Нынче снег почернел, значит дело к весне,
Да вот только виски стали белы
Словно дышит покой от пустого листа.
Горстка девственно чистых страниц
Посредине стола. Я наверно устал,
Если все они здесь собрались.
Всему свой срок, свое дыхание,
И больше нечего тужить.
Но не считай Господь мое молчание
Высокомерием души.
Если сущность моя не исчезнет со мной,
Растворясь в ипостаси иного,
Если выбор за мной, как ни сладок покой,
Я б наверное выбрал дорогу.
Чтоб спокойно глядеть, как плывут облака,
И светило над Миром встает,
Чтобы звездная ночь так была глубока,
Чтобы слышать бродячий народ.
И, может, в этом воплощении
Не все оплачено сполна.
Но было нам даровано общение,
И уж, какая там цена.
И не меряно верст, и пора бы вздохнуть,
И немного подумать о вечном,
Да вот только в природе не мерянный путь,
С материнским названием Млечный.
И сбиваться уж птицам на Север должно,
И отточено остро стило,
Посошок на дорожку, в бокале вино,
Даже если пора на крыло.
У нас не так уж мало общего,
И, в общем, есть чего терять.
Что ж, принимай Господь раба усопшего,
Там будет много что сказать.
09.03.98
МУЗЫКА ДАЛЬНИХ ДОРОГ
В. Щербине
Должно быть у каждой дороги начало,
И где-то там за горизонтом конец.
Ах, как эти ритмы по шпалам стучали,
И как в них врывались синкопы сердец.
Грехи неизбежные как-то отмолим,
И не привыкать морщить лоб от тревог.
Но вот зазвучала, крутого посола,
Знакомая музыка дальних дорог.
Быть может не все оказалось по силам,
Но духу способствует адреналин,
Когда под крылом серебристого Ила
Летят на распашку лоскутья земли.
И времени пусть далеко не навалом,
Маршрутные сроки нельзя нарастить,
Я не был еще вон за тем перевалом,
И - все основанья его перейти.
И, чтобы в пути паруса не закисли,
Поддержит спокойным дыханием Норд.
И это у “Северного гитариста”
Наверное, самый прозрачный аккорд.
И после дождя, нахлебавшись озону,
Взглянув на окрестность и взяв ориентир,
Пойму изумленно, что за горизонтом
Опять ожидает начало пути.
ЗАБРОШЕННЫЙ РЫБЗАВОД
Поскольку коньячок был без лимона,
И было что приятелям молоть,
Охотская волна бесцеремонно
Мочалит, выворачивает плоть.
А ботик, зарываясь в пену мордой,
Заваливаясь на крутой волне,
Отфыркиваясь, шлепает упорно,
Нисколько не заботясь обо мне.
И за кормой теряет очертанья
Земля, где так от века повелось:
Равнина вся продутая ветрами,
К верховьям в срок на нерест прет лосось.
И знак эпохи на краю вселенной,
В свой срок не избежавшей суеты:
На берегу скелеты брошенных строений,
И в отдалении застывшие кресты.
И берега сползают аккуратно,
Подмытые очередной волной,
И только чайки вскрикивают жадно
Над выброшенной рыбой камбалой.
ДОРОГА К МОРЮ
И снова по распадкам стелется туман,
Дорога вьется склонами ущелья,
Но стоит превозмочь подъем последний -
Бескрайний распахнется Океан.
Дорога серпантинною петлею,
Прижмется к морю на краю земли,
А дальше между небом и землею -
Зависшие на рейде корабли.
И стоили того превратности пути,
Когда стоишь, хмелея от простора.
Дороги, в сущности, стремятся к морю,
Как реки, хоть не всем везет дойти.
А с моря словно на последний приступ
Накатывает вал издалека,
Он разобьется о скалистый выступ,
У самого подножья маяка.
Чему произойти - свершится, а пока
Держи спокойно этот мир бездонный,
Где тропочка сбегает вниз по склону
От самой от вершины маяка.
И вот уж за скалистою грядою
Садится солнце на исходе дня,
И девочка в штормовке у прибоя,
Озябла в ожидании меня.
БУХТА РУДНАЯ ПРИСТАНЬ
Засиделись до рассвета,
Разговор увял.
Костерок из плавника
Наверно укачал.
По над берегом туман,
И вздыхает океан.
В одиночестве его своя печаль.
Словно вымерла планета,
И не разбудить.
Дай, дружище, сигарету.
Что ли, закурить?
Лишь сигналы на судах,
Да последняя звезда
В небе гаснет, не с кем ей поговорить.
Эта бухта - на скрещении
Морских дорог.
И заморскими дарами
Сыт наш костерок.
Слышны шерохи тайги,
Да сигнальные гудки
Продолжают на рассвете диалог.
Легкий бриз играет бликами,
Колыщет гладь,
И встает, блестя оружием,
Морская рать,
Там на дальних рубежах
Занимается пожар.
И гореть под этим небом, не сгорать.
Ну да ладно, понемногу,
Хоть часок вдремнуть.
За тебя никто, ей богу,
Не пройдет твой путь.
Бросить жизни костерку,
Да последнего чайку.
Завтра снова на маршрутную тропу.
НА ПАРОМНОЙ ПЕРЕПРАВЕ
После ливня много всячин
За собой несет река.
Засиделся люд бродячий
У паромного ларька.
На паромной переправе
Неожиданный простой -
Я играю на гитаре,
У народа выходной.
Осень здесь стоит такая,
Хоть завязывай глаза,
Потому на переправе
Отказали тормоза.
Тормозами случай правит,
Я их завтра починю.
А пока Чайная дарит
Незатейливым меню.
Шоферюги с лесовозов,
Теснота, невпроворот,
Кто-то с прииска и просто -
Замечательный народ.
И по стопочке хрустальной,
Под селедочку с лучком,
Под вторую борщ с сметаной,
Остальное на потом.
Музыкальная приправа
Под гитарный перебор.
Только просят Окуджаву,
Только тихнет разговор:
И шатается по свету
Опечаленный Пьеро,
И Шекспировы сонеты,
И прибита пыль дорог.
Много заполночь сердито
Заскрипит паромный шток,
Зачехлю свою корыто,
В речку выброшу бычок.
На попутном лесовозе
Отмахаю сотни верст,
И пути метаморфозы
Не затронут ни на перст.
Будут дни и будут страны,
Даже брошенный в поток
Доплывет до океана
Любознательный бычок.
Но ночная переправа,
В чем тут теплится душа?
В тихой песне Окуджавы,
Там, где речка Селемжа.
БАНАЛЬНЫЙ МАРШРУТ
В. Богданову
Банально на дальних кордонах
Уже полыхает закат.
Вцепившись корнями за склоны,
Там кедры надежно стоят.
А здесь вдалеке от отрогов –
Во мхах исчезающий след.
И хочется рифмы банальной – дорога,
Которой здесь все-таки нет.
И все бы могло очень просто,
Почти замечательно быть,
Но в пол человечьего роста
Сплоченные кочки-грибы.
И было б не так уж печально
По кочкам скакать налегке,
Когда б не набитый рюкзак за плечами
Достоинством в тридцать кг.
И то ты – как скачущий зайчик,
А то – между кочек змея;
Сие, одним словом, кочкарник, кочкарник
Из вредности Бог наваял.
Ну ладно, марюги, болота
И вся эта божья хлебня
Быть может не столько работа,
А сколько проверка себя.
И наш знаменитый везунчик
Железный возьмет ориентир.
Теперь все в порядке: “Командуй, Славунчик !
Железный ты наш командир”.
Не хватит второго, так ладно,
На третьем дыханье дойдем.
И к ночи поставим палатку,
И добрый костер разведем.
И здесь наконец воспарим мы –
Костер, небо, звезды, Творец,
Душистый чаек и душистая Прима
С душистым портянок амбре.
Понятно, что мы не профаны,
Хоть в профиль смотри, хоть в анфас.
Мы выйдем. И сам Митрофаныч
Вручит нам достойный аванс.
Не будучи оригинальны,
Мы тут же в кооператив,
Не мудрствуя попусту, врежем хрустальной,
Как маленький апперитив.
Забросив на койку штормовку,
Товарища хлопну в плечо:
“Порядок. А что, как ты думаешь, Вовка,
Такой бы маршрутец еще ?”.
ЗАКОНЧИЛСЯ СЕЗОН
А. Шуляку
“Тормозни, дружище! Даст бог, свидимся когда-то”.
Выпрыгну из кузова, лагерь опустел.
И уже разъехались по домам ребята,
И давно поделали сотни нужных дел.
Словно бы с незримою встретившись преградой,
Как-то вдруг закончился полевой сезон.
И ложится-царствует пламя листопада
Сочною палитрою на прозрачный фон.
И поманит старая, ветхая дорога,
Что бредет-теряется где-то там в лесах,
Что б с ружьем вышагивать, думать понемногу,
Да еще посматривать вверх на небеса.
И одарит лист летящий грустью увяданья,
Что вплетает шелест свой в шорохи тайги.
И еще подумаю: “Юность, до свиданья”,
Все-таки у времени неслышные шаги.
Косяков далекий крик в тишине растает.
За сезон умаявшись веса набирать,
Рябчики ленивые, хоть бери руками;
И ружьишко вскинешь, было, да грешно стрелять.
И когда стемнеет, и сгустится холод,
То согреет ночью жаркая нодья.
И над головою в глубине бездонной
Знаки Зодиака что-то говорят…
ВРЕМЯ БЕГУЩЕЕ ВСПЯТЬ
100-летию Мордашей
Под перестук и колесный зубовный скрежет
На верхней полке веки устало смежить
И осознать, что как будто все реже, реже
Встречные мимо стучат поезда.
Мимо полей, пожелтевших, над ними птицы,
Белых церквей, умудрившихся сохраниться;
И провода, провода, провода.
Кто-то такой же на полке во встречном составе
Видит в обратном порядке все, что я оставил.
И, может быть, даже то, что решать был не вправе.
Все же колеса проносят опять
Мимо полей, зеленеющих словно море,
Белых церквей, возвышающихся на взгорье.
Ах, это время, бегущее вспять.
На полустанках свет фонарей мелькает,
Блики светил – возникают они и тают,
Лица друзей – это то, что не забываем,
Память построит своей чередой.
И что с того, что не раз довелось напиться
Мертвой воды, что питает долину Стикса,
Где-то колодец с живою водой.
ПИРАТСКАЯ
Пока еще не выброшен на свалку
Замшелый, но добротный старый борт.
Еще не перерезан в перепалках,
Весь экипаж пока еще все тот.
И боцман, не охрипший, как ни странно,
И гаркнет так, что кости проберет.
Вот бриг, а вот и старая команда,
И капитан поднимется на борт.
Вот ветер, и гудят от ветра снасти,
И руки крепят непокорный грот.
Вперед, пока светило не погасло,
И в скалах еще видится проход.
Пока еще стихия в нашей власти,
И все-таки по прежнему везет,
Пусть дьявол разорвет меня на части,
Коль мимо рифов нас не пронесет.
И старый шкипер будто-бы случайно
Поднимет бородатое лицо,
В лучах заката Розовая Чайка
Над парусами вычертит кольцо.
Хоть трюмы не полны еще богатства,
Но в жилах не вода течет, а кровь.
Давайте же помножим наше братство
На Веру, на Надежду и Любовь.
04.11.98
ПОХОД НА ИСИДЕ
Яхт-клубу Спрей
Там на Крайнем Севере погода,
И неровно дышит Океан,
Следуя велению природы,
Гавань покидает караван.
И, пройдя Арктическую лужу,
Капитан душевно мне соврет,
Что мол Север на фиг и не нужен
В ореоле Северных широт.
Быть и посему, ломают волны
Несколько задумчивых парней,
Пробиваясь в полчищах голодных,
Но весьма воинственных слепней.
И одна воинственная леди
Расставляет всех наперечет.
В общем, это все ведет к победе,
Коли даже девушка сечет.
И пока Зефир раздует дюзы,
Что посеет, то и соберешь,
Под мотором мы штурмуем шлюзы,
Их под парусами не возьмешь.
Что б ни уготовила Планида,
Но все время движется вперед
Судно под названием Исида,
А по своей сущности – швертбот.
Будто на руках возносит Храмы
Русская Великая Река,
Что ни берег левый, то и правый,
Где монастыри хранят века.
Что без Храмов мы по этой жизни –
Грот без ветра, лодка без весла ?
Видно Православная Отчизна
Все-таки отсюда проросла.
Тают за кормой ворота шлюзов,
И, поскольку мало кто тут спит,
Выпадем в очередную лужу,
Чтобы тут же встать в крутой бидвинт.
И такими темпами Исида
Шпарит от утра и до утра.
В общем, пропилили пол России
Можно и успеть на Севера.
РЕГАТА В ЭММАУСЕ
Яхт-клубу “Спрей”
Толи ветер, побродяжив про лесам,
Поустал и завалился в паруса,
Поутих, да и собрав остатки сил,
По волнам заскользил.
Толи я вереницами дорог
Промелькнул, да и расстаю как дымок,
Только все ж снега раннего полет.
И несет, и несет.
Паруса распластались на ветру.
Так скликают друг друга по утру
Косяков перелетных голоса
Паруса, паруса.
Толи снасть трепещет чутко на лету,
Толи резкоамплитудный колотун,
И витают со снежинками слова -
“Наливай! Наливай!”.
Простотой стихия нас не обошла;
Оверштаг - так это ж редкий взмах крыла.
Шкот в тугую, да пускай нас сохранит
Бейдевинд, бейдевинд.
Под крылом удаляется земля,
Где лежат прошлогодние дела,
Тлеет в рощах под сугробами в тисках
Отгоревшая листва.
И делиться вслед за древними верней
На всего три категории людей:
На живых, и отошедших к тем мирам,
И плывущих по морям.
ИНТЕЛЛИГЕНТ, ВСТАВАЙ НА РОЛИКИ
В. Фартукову.
В России две беды – дураки и дороги
Классик.
Пусть твой бюджет загнали в нолики,
Иного нет у нас пути,
Интеллигент вставай на ролики
И по проселочной кати.
Такой Российской и ухабистой,
Когда-то слывшей столбовой,
Неприспособленной для транспорта,
Но вместе с тем, такой родной.
Пусть поливает дождик девственный
Твое упрямое чело,
Но, по традиции отечества,
Тебе комфортно и тепло.
Такой дорогою не мерянной
Не всякий Ворон пролетит,
А ты кати себе уверенно,
Кати, кати, кати, кати.
Пообносившаяся нация
Свои развесила шатры,
Здесь в цирках власти две градации
Теперь – бандиты и шуты.
И от лапши такой развешанной
Мозги свернулись на корню,
Что Черный Ворон – птица вещая
Не разгадает их фигню.
Гуляют ветры над Россиею
И освежают нам черты,
Но, как всегда, со страшной силою
Не достает Большой Беды.
И облаков толпа огромная
Собралась в небе голубом,
И Черный Ворон – птица злобная
Бессильно злобствует на нем.
Но это все у них напрасное,
Поскольку ролики, вообще,
Не роскошь есть, а средство транспорта,
Перемещения вещей.
И пусть помножили на нолики,
Но, злобной птице вопреки,
Интеллигент, вставай на ролики,
К едрене-матери кати.
Письмо из Монголии
Вот уж с этим не поспорю я,
Это, видно, бог подал,
Здесь такие территории:
Тут и Гоби и Мандал.*
Занесла же вот оказия
За какие-то грехи
На гранитный купол Азии,*
Где Архей* и где архи.*
Здесь структуры Хубсугульские,
С краю нашего Рифта.*
Ну а мы, как люди русские
Не жалеем живота.
И в бассейне фосфоритовом
Не дают нам спать, увы,
Эти мухи перебитые,
Недобитые шурфы.
Перелески и проплешины
Бесконечной чередой.
И нависли горы снежные
Над озерною водой.
Эти сопки полуголые
Словно девочки во сне.
Хороша страна Монголия,
Все же лучше, где нас нет.
На просторах продуваемый,
Перед вечностью босой,
И друг друга посылаем мы
То в Архей, то в Мезозой.
И маршрутю я, растерянный,
Возле древнего Або
На монгольском Крайнем Севере,-
Где ж тут габбро, где габбро.
Лошаденки мохноногие,
И я что-то не пойму,
Как пишу тебе ей-богу я
Не Привет , а Сайн-Байну.*
Непутевая, полярная,
Можно тронуться с ума,
Эта жизнь эпистолярная –
От письма и до письма.
* Комментарии.
Мандал-Гоби – регион в южной части Монголии.
Гранитный купол Азии - так называют территорию Монголии на геологическом сленге.
Архей - Один из наиболее древних периодов развития коры Земного шара.
Архи - Монгольская водка. Перегоняется из кумыса. Жуткая штука.
Наш Рифт - Считается, что озеро Хубсугул и одноименный
фосфоритоносный бассейн являются продолжением
геологической структуры Байкальского Рифта.
Сайн-Байну - По монгольски – Здравствуй.
ФОРМУЛА ЖИЗНИ
С. Щербине
Все, приехали. Пора на авось
Тормознуть какой-нибудь лесовоз.
Дабы разогнать печаль
По дороге в Экимчан
Среди кедров, между белых берез.
И наматываем версты на ус,
Ожерелья из проселочных бус.
А водила МАЗ ведет
И отчаянно мне врет.
Но уж очень замечательно врет.
Кедры кронами качают едва,
По распадкам – синева, синева.
Затуманены – ни зги
Серпантинные круги.
Просто кругом голова, голова.
Этот путь водиле – мелкий экспромт,
И в ответ на мой столичный апломб:
“На хрен мне твои рубли,
Мне своими завались.
Вот доехал, а теперь и вали.
Я шучу, дружище, ты не сердись.”
У костра организую постель,
И продумаю, где завтра потеть.
Вектор-жизнь – каприз пера,
В завтра целит из вчера,
Но идет через сегодняшний день.
Станция Пролетарская
Куда ведет, куда зовет дорога тряская?
Не стоит думать, не сломать бы головы.
А это станция, должно быть, Пролетарская,
Что притулилась на обочине Москвы.
Гордились мамы невеликой обстановочкой
В тех комнатушках, что нельзя взглянуть без слез,
Где по-над окнами пыхтел безостановочно
Трудяга старый - маневровый паровоз.
Привет тебе, пацан, в застиранной матросочке,
На как твой плотик - многопушечный фрегат,
Пугач, обменянный за тряпки у старьевщика?
Когда б ты плавал, если б не был старший брат.
Ну здравствуй, Батя, поустали понемножечку.
Немудрено, такое время пронеслось.
Достойный повод, а не хлопнуть ли по стопочке,
Нам это вовремя с тобой не довелось.
В окошке веточка какая-то качается,
И сквозняком несет сориночки в глаза.
И со стены товарищ Сталин улыбается,
Наверно хочет что-то доброе сказать.
И все такое, пацану весьма понятное -
Картуз на уши, ждет флотилия в прудах...
Но растворяются его пятидесятые
В шестидесятых и так далее годах.
Осенние костры
Ну что же тут скажешь, однако не жарко,
И лето давно вне игры,
И осень, стараясь, по скверам и паркам
Уже зажигает костры.
И редкие листья порывами гонит,
И каждый порыв не унять.
И осень приходит, и время уходит,
И кажется важным понять:
Не упусти и миг холодной осени,
Когда костры последние горят.
Когда деревья все одежды сбросили,
И на ветру точеные стоят.
Что б не было скучно, почти равномерно
Поделенные пополам,
Мы разные люды, и закономерно,
Что люди спешат по делам.
И я тороплюсь на едином дыханье,
Едва успевая на треть.
Из всех многочисленных наших призваний
Мне кажется важным успеть.
И, точно в омут, в эту осень броситься
Пока еще горящую застать,
Где, словно искры, по ветру уносится
Костров осенних рыжая листва.
И дни перекатные – листья вповалку,
И эти деревья – года,
Что я разбазаривал щедро. Не жалко.
Все правильно, как и всегда.
Признав колдовство, не без оснований,
Вот суд зачитал приговор.
И не унижается до оправданий –
Вот Осень взошла на костер.
Не упусти и миг холодной осени,
Когда костры последние горят.
Когда деревья все одежды сбросили,
И перед Богом голые стоят.
Путешествие дилетантов
По следам романа Б. Ш. Окуджавы
Толи это кажется, толи память хворая,
Будто за околицей облако пылит,
Будто бричка катится и скрипит рессорами,
Мерно колокольчиком трепетным звенит.
Что за привилегия отставным поручиком,
Под надзором тщательным верстовых столбов,
То полями желтыми версты понакручивать,
То трястись лесистыми склонами холмов.
Осень расстарается по такому случаю,
Вышивая бисером рыжих лоскутов.
Где погост заброшенный у речной излучины -
Сторож покосившихся стареньких крестов.
И в уравновешенной, в общем-то, традиции
Словно кто-то тщательно выверил весы,
Тихо раскрывается Русская провинция,
Русская провинция Средней полосы.
А дорога ниточкой вьется, не кончается,
Наживляя бусинки Русских городов.
Там за поворотами бричка затеряется
В перелесках, рощицах, ждущих холодов…
Толи это писано, толи так – оказия,
Только если нет души, что ж тогда болит?
…А на колоколенке в городе Калязине
Колокол по прошлому больше не звонит.
Гладиатор.
Когда полны трибуны нетерпенья,
И жадно дышит потный Колизей,
И плотно утрамбован на арене
Песок, уже впитавший кровь друзей.
Тогда, окинув взглядом сброд помпезный,
Не смеющий на Цезаря смотреть,
Он все-таки воскликнет – «Аве Цезарь,
Тебя приветствуют Идущие на смерть!»
Был меч вручен тебе самим рожденьем.
Но Боги склонны к детищу Волчат,
И ты несешь свое Предназначенье
Уже посредством Римского меча.
Как недоступны Истины плебеям,
Так неподвластны Истины дворцам.
Но, может, прав был тот чудак из Галлилеи,
Что утверждал Единого Творца.
Капризны римляне, живущие в разладе,
Но тем же грешен царственный Олимп.
И ты несешь величие Эллады,
А не Империи, уж коли ты Эллин.
Да, вечен Рим с капризным Пантеоном,
Но четкой поступью шагающих когорт.
Но может быть пред тем Единым Богом
Не вечен он, хотя безмерно горд.
И тот чудак, быть может, верно грезил.
Всему черед - ослепнуть и прозреть.
Ну а, покуда, все же – «Аве Цезарь,
Тебя приветствуют Идущие на смерть!»
28.08.99