Ногам танцовщицы тождественные розы
рассыпав по ущербной мостовой,
карета двигалась, в туманности нервозной
скользя размеренно… Качали головой
синхронно пассажиры, из-за темной шторы
смотря на город старости чужой.
И взглядов липких полусонный рой
легко влачился следом в шепоте притворы.
Фонарь естественный с публичным безразличьем
процессию невольно провожал.
В ней каждый был подобен обреченной дичи,
что подставляет кожу стае тонких жал.
Молчанье нисходило апогеем страсти.
Но вечный страх, как дружеский кинжал,
преследуя, судьбу изображал
случайной жертвой женской безотчетной власти.
Но вот засохли лепестки на пыльном камне,
и след кареты в сквозняке простыл.
Всплывает рыба-совесть, словно тело в ванне.
Тоска. Разлука. Ночь. Разведены мосты.
В тяжелом воздухе витает затхлый запах.
В финальной сцене улицы пусты.
Лишь недоверчиво фонарь застыл,
в свой крупный желтый глаз сырую тень закапав.