Соломенным чучелом, частью плетёного кресла,
Нарочно испуганно выглядеть чем-то живым,
Заплетенным в себя. Испещрённое ранами место –
Присядь, истеки до последнего красного дыма
В меня.
Я пою о мольбах для глухих, но сговорчивых стен.
“Растерзайте, пожалуйста, нежно, как в приступе гнева”.
Распущены волосы пряжей, и ширится крен
На восток, к заходящему солнцу. Надломлена левая
Ножка.
И порван чулочек колючей соломой. Никчёмная
Мебель, несите меня к трескотне рыжеватого
Сплетника-пламени. Слушать, как тлеют непрочные
Рук подлокотники, спинка в нелепых заплатах
И…
голос. Старинный, немного ворчливый, но чёткий.
Вы слышите? Пламя. Я тешу надеждой суставы
О скором и спелом огне с желтоватою чёлкой.
Ты – смерть? Я мечтаю о Гибели в рваной
Сутане.
Распахнуты веки объятий навстречу… “прииди!”
Взываю из первых и столь же последних раскатистых
Скрипов. Тсс! Крик-крак! Распрямляется, сидя
На мне, вековечная память. Я падаю в радостный
Тартар…