басом возникла мысль. кто-то прошлёпал влажными ногами за окном. она проснулась, и нехотя, но стала слушать как по мембране задрожали звуки – гласные распадались на призвуки, согласные сту4али тихонькими маль4иками-колоколь4иками. всё это сливалось в одну то4ку и завораживало цветастой цыганщиной и ледяным воздухом, заботливо кем-то порезанным на толстые ломти, искрившиеся на ладонях, оставлявших послед инея и липких касаний к ресницам. она устало, не проснувшись и по-утренне шикала на тембр мысли и, заведя руки за спину, перебирала разбросанный ею же бисер. день занялся и воздух неотвратимо таял – истон4ался пластами и недовер4иво – по крупицам размешивался сахарным песком на дне стакана, не оставлял даже следа на её искусанных губах.
- Слышишь, у меня, блять, все будут в белом…
звук сохнет капле на губах. она закрывает глаза и всё рушится карто4ным домиком, тревожа 4то-то далеко спрятанное тихим картонным шелестом. воспоминания, не имея ни места, ни времени, продолжают быть, опираясь на 4ёрную то4ку опоры, наливаются свинцом, отражаясь крупной красной сеткой, опоясывающей сердце и тяжело бьют, подкашивая её колени. она мол4ала полуоткрытым ртом и с видимым нажимом глотала слова усилием воли. всё это длилось в замкнутом пространстве без сквозняком… 4ерез оконные щели проса4ивался тонкий больной свет и тревожил раздражённые нервы, она наматывала их на узловатые пальцы; на левой был 4ернильный крестик на память, на правой два кольца и тонкий слой не-родного запаха.
звук составлялся в сложнопод4иненные предложения с невероятными то4ками и потёкшей окраской. каждое предложение именовалось фразой и норовило сорваться с губ и разлететься фейерверком. язык натыкался на кубики льда и тщательно изу4ив их геометрию мёрз под нёбом. она опрокинула стакан вскрытый ароматной пудрой, измаравшись сладким. а время тянулось, и гасла последняя звезда. гасла совершенно фатально, как бы подводя итог всем большим медведицам и касиопеям.быть стало совершенно неуместно. и всё покатилось к 4ёрту*