Мы быстро спим,
Пьянеем без закуски,
Шагаем по морозцу налегке,
Мы думаем – хотел сказать: «по-русски» –
Нет: «думаем на русском языке».
Московский сноб нас вряд ли понимает –
Мы их не понимали и тогда,
Но, как тогда, гроза в начале мая
Ложится на родные города.
И с неба льёт на старое окошко,
Зашитое в решетчатый металл,
Такой же эликсир, как ты по ложке
Из рук у мамы нехотя глотал.
По-лиственному льёт, по-человечьи,
Размазывая контуры судьбы,
На двор, где ждут такие же скворечни,
В леса, где спят такие же грибы.
И в доме, сохранившемся покуда,
В квартире на последнем этаже
Звенит в серванте прежняя посуда
И дремлют книги в ряд на стеллаже.
И как тогда, в цветной тарелке вкусно
Осклабился разрезанный арбуз,
И в книгу светит бабушкина люстра,
Но книжных слов отказывает вкус.
Хорош пейзаж, но действия никчёмны,
Застыло время стрелками назад –
Там папа с мамой, парень и девчонка,
Спешат друг другу главное сказать…
Мы замолчим; мы не перебиваем,
Мы сами говорили второпях,
Но наших снов туман непробиваем,
Лишь для дождя, которым нас кропят
Из тех же мест, святейшею водою,
прошедшей небом, паром и грозой,
гасившей пламя, бывшей водопоем,
свисавшей виноградною лозой,
Из тех высот, в которые украдкой
Наш взгляд смиренно светит и скользит,
Где гуси устоявшимся порядком
Плывут недосягаемо вблизи.
И так кричат, что сердце наизнанку,
Они теперь твои, ты им – родня;
Всё, как ты пел до выезда в загранку:
«Возможно это место – для меня»;
Мы не пойдём печалиться насильно,
Мы взяли то, что смели и смогли;
Ведь мы всё меньше – жители России,
И мы всё больше – жители Земли.