ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
Побег
В плаще, со шпагой и гитарой,
Несется дон Жуан в Мадрид
И думает: «Твою едрит!
Прочь из севильского кошмара!
Уж лучше быть в Мадриде пылью,
Чем слитком золота в Севилье:
Ни карт, ни танцев, ни коррид,
Какими так богат Мадрид.
А эти чопорные донны,
А доннам приданные доны,
А толку от севильских донн
Немного — как от верных жен,
Что гульфик жмут одной рукой,
Зажав распятие в другой.
Да и не видел я приличных:
Ни благородных, ни публичных.
Одна лишь и была что надо
И та как будто из Гранады».
О да, Жуану по душе
Пришлось гранадское туше.
Сойдя с ума от страсти жуткой,
Он перестал ле фам шерше
И чуть до свадьбы с проституткой
Не докатился, но круше-
Нье потерпел он в это утро:
Ля фам не знала «Кама-Сутры».
Хотя, казалось, все умело
Ея пленительное тело.
Пока несчастная рыдала,
Жуан, чтоб избежать скандала,
Оставил милой кошелек
Вскочил в седло и — наутек.
Повесу не страшил нимало
Запрет святого трибунала
Не удаляться из Севильи,
Пока в застенке не сгноили.
А то и не охолостили.
Не отсекли одну вещицу,
Без коей впору удавиться.
Названья ж этому предмету
Пристойного пока что нету,
А медицинские названья
Не стоят и упоминанья.
Куда ж скакать? А конь хрипит:
— В Мадрид! В Мадрид! В Мадрид! В Мадрид!
Туда ж нельзя. Тотчас найдут
И тотчас отдадут под суд.
Гитара между тем бренчит:
— В Мадрид! В Мадрид! В Мадрид! В Мадрид!
Но там ни друга, ни подруги.
Жуана там вовсю клянут
Им соблазненные супруги
Да их рогатые супруги:
Увидят — мигом донесут.
А в голове уже стучит:
«В Мадрид. В Мадрид! В Мадрид!! В Мадрид!!!»
И, позабыв перекреститься,
Жуан направился в столицу.
ПЕСНЬ ВТОРАЯ
Дорога
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
(Опущена по НЕ цензурным соображениям.)
ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ
Встреча
И вот мадридское кладбище.
По кладбищу гуляет нищий.
Жуан подъехал и в сердцах
Воскликнул:
— Это же монах!
Вот, черт меня возьми, досада!
Теперь ни в чем не будет лада!
— Не богохульствуйте, сын мой! —
Монах поникнул головой
И начал проповедь такую,
Которую я не рискую
Ни так, ни этак излагать,
Чтоб времени не отнимать.
Тем более что не святой
Уснет от проповеди той.
Хотя святой бы помер сразу,
Начальную услышав фразу.
Вот и Жуан, как пень, стоял
И ни фига не понимал.
А только думал: «Это рыло
Напоминает Лепорылло.
Могу я в том поклясться смело».
— Послушай, ты не Лепорелло?
Коль ты не он, то это сон.
Монах откинул капюшон.
— Пусть разразит меня холера!
Да вы ли это, кабальеро?!
— Да, это я.
— А это я.
— Да вижу я — свиньей свинья.
И кто такого лоботряса
Заставил облачиться в рясу?
— Как кто? Спросите альгвазила.
— А кто здесь нынче альгвазил?
— Все тот же.
— Это тот верзила,
Который нас тогда судил?
— Чтоб его в бане просквозило! —
Так Лепорелло возопил. —
— Когда услали вас в Севилью,
И я подвергнулся насилью.
Меня в обитель поместил,
К монахам, братьям-бордельерам...
Прошу прощенья, — кордельерам,
Треклятый наш альгуазил!
Забыв о сане, Лепорелло
Честил врага что было сил.
Жуан его остановил:
— Уймись. Покамест суд да дело,
Неси бутылки, Лепорелло.
— Не здесь. Пожалуйте-ка в дом.
Там все, что надо, мы найдем.
Жуан вошел. Монах за ним.
И мы за ними поспешим.
ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Пир
Какое было там вино?
А разве вам не все равно?
Ну, там марсельская марсала,
Которую все пьешь и — мало.
Или бордоское бордо,
Чтоб не снижалось либидо'.
А чтоб не падало либи'до
У жаждущего индивида, —
Шампанское из-под Шампани
И много прочей разной дряни.
Закуска тоже — стыд и срам:
Сардины с сыром пополам!
Но настоящие сардины,
С самой Сардинии, а сыр —
Хоть королю на именины, —
Пахучий, весь почти из дыр.
Видать, из самого Чешира.
А может, был швейцарским сыр,
Раз у него такие дыры?
Тут Лепорелло как монах,
С благочестивостью в глазах,
Хлеб-соль-вино благословил
И помолиться не забыл.
— Благодарю тебя, Господь,
За то, что ты питаешь плоть.
Ну, а душа — прочнее тела, —
Сыта молитвою святой...
Тут дон Жуану надоело.
— Давай по первой, Лепорелло.
А закусив, и по второй.
Монах воскликнул:
— Это дело!
Содвинем кубки, выпьем разом,
Как говорил старик Эразм!
— А может, лучше без Эразма,
Без Роттердамского маразма?
Давай-ка пей без лишних слов.
— Здоровье ваше.
— Будь здоров.
Но украшением обеда
В те времена была беседа.
— Какие новости в Мадрите?
— Все об инфанте Маргарите.
— Бог с ней. — Жуан рукой махнул
И с полбокала отхлебнул. —
— По мне, инфанты все субтильны,
Глупы, бездарны, инфантильны.
Ты, Лепорелло, не дури,
Ты мне о бабах говори.
Тут дамы новенькие есть?
— Не так, чтоб много, ваша честь,
Но есть. К примеру, донна Бьянка...
— Из Рима?
— Нет, из Саламанки...
— Постой. Бутылка опустела.
Открой другую, Лепорелло.
— Уже. Так эта донна Бьянка...
— Стоп. Раз пошла такая пьянка,
Достань еще бутылок пять.
— Сеньор, позвольте досказать?
— Валяй.
— Так эта донна Бьянка,
Как выяснилось, лесбиянка.
Жуан чуть не упал со стула.
— Да чтоб тебя перевернуло!
Вот я нарочно из Севильи
Приехал, чтобы это знать!
— Сеньор, простите, да не вы ли
Меня просили рассказать?
— Прости меня, но ты болван.
А часом, ты не лесбиян?
— Да нет. Я просто очень пьян.
— Уже? Послушай, Лепорелло,
Ты что-то быстро окоселло.
— Увы, не тот я стал, не тот. —
А сам проворно пьет и пьет. —
— Тут всех с ума свела актриса...
— Хорошенькая?
— Право, крыса.
Вероника-Мари-Хуана.
— Откуда?
— Из-за океана.
— И хорошо играла?
— Гадко.
Но всех тут била лихорадка.
— А есть диковины в Мадрите?
— Еще бы нет! Вообразите,
Прижился здесь дон Гви, Гви дон.
Такой, скажу я вам, пижон!
— Но человек он, право, славный, —
Жуан заметил.
— Православный?
Ну, что вы! Нет, он сын Салтана,
Султана, шаха или хана...
— Дон Гви по-прежнему богат?
Он здесь женился, говорят.
— Богат, конечно, и женат.
— На ком?
— На донне Лебедине,
Известной обществу кузине
Алькальда дона Игуано,
Бисексуала наркомана.
— Она красива?
— Да, на диво.
Жуан хлебнул из кружки пива
И вновь спросил:
— И что дон Гви?
— Господь его благослови!
Есть у него, по слухам, белка...
— Так я и думал, что безделка!
— ...а белка эта все поет.
— Поет?!
— Представьте! И грызет
Орешки — вовсе не простые:
Скорлупки, верьте, золотые,
А ядра чистый изумруд!
— Какой-какой ты изумруд?
— При чем тут я?
— При чем ты тут?
— Не я, а ядра изумруд.
— Заврался. Там еще осталось?
— По-моему, осталось малость.
Еще по маленькой, сеньор?
— По малой. Проводи во двор.
— Идемте. Я вам растолкую.
А заодно и подстрахую.
— Толкуй. Страхуй. Смотри, стату'я.
— Да, это ста'туя, сеньор.
— Стату'я, ста'туя — все вздор.
— Не вздор, сеньор, а командор.
— Ко... — тут Жуан икнул — ...мандор?
— Что был у вашей Анны мужем.
— Ну, так зови его на ужин.
— Сеньор, а на хрен он вам нужен?
— Зови, сказал я!
— Сей момент!
— Эй ты, послушай, монумент!..
— Постой. Неси сюда марсалу.
Давай нальем мемориалу.
Спроси его, он будет с нами?
— Эй ты, пропустим по одной?
Тю! Он качает головой.
Смотрите, хлопает глазами.
— Ты не шути.
— Смотрите сами.
— И впрямь, ворочает башкой.
Теперь с двумя он головами...
Все ясно. Надо меньше пить.
(Да, надо, что и говорить.)
— Ты вот что. Я сейчас пойду...
— Куда?
— Иди-ка ты...
— Иду...
Пойду искать своей Лауры.
— Какой Лауры? Этой дуры?
Худой, как скрипка Страдивари?
— Заткнись! А то как дам по харе!
— Нашли кого искать — Лауры!
Да с нею водит шуры-муры
Едва ль не весь честной Мадрид.
У ней сейчас небось торчит
Дон Карлос.
— Брешешь!
— Верьте слуху.
— Ай да Лаура! Ай да шлюха!
А этот Карлос... Ну и ну.
Но я ему ужо воткну
Не мимо сердца шпагу эту.
Эй ты, кларету мне, кларету.
— Прошу простить, Кларетты нету.
Могу я пригласить Козетту.
— Да ну ее, твою Клозетту!
Налей кларету.
— Больше нету!
— Ну, Лепорелло, ты и хмырь!
Сожрал последнюю пузырь!
Однако мне уже пора —
Ведь не торчать здесь до утра.
Пойду я к Анне. Донна Анна
Жуану рада постоянно.
А ты меня проводишь к ней.
Ну, понял, нет? Пошли скорей.
— А памятник?
— Какой?
— Такой.
— Ты, видно, спятил, милый мой.
А впрочем, завтра поутру
Пусть он приходит ко двору
Своей супруги донны Анны.
Он весь тут высох без вина.
Пускай же бывшая жена
Нальет ему два-три стакана.
Херсонский херес был у Анны.
Зови же к Анне истукана.
Пускай приходит. Посидим —
И выпьем и поговорим.
— Во сколько?
— Где-то в полшестого.
— Ты слышишь, каменноголовый,
Что говорит хозяин мой?
Опять вращает головой.
— И пусть вращает. Что за дело!
Стоять ему осточертело.
Хотя и каменное тело,
Но тоже одеревенело.
А если б ты поменьше пил,
Он головой бы не крутил.
По правде, я и сам хорош.
Ну, Лепорелло, ты идешь?
ПЕСНЬ ПЯТАЯ
Прогулка
Как шли по городу они!
Чудили так, как в оны дни.
Орали песни пели матом
ругались над одним солдатом
и наорали на двоих
сообразили где-то мула
поймали лошадь их лягнула
осла и тот не чуя их
ушей хвоста копыт и ног
двойную ношу поволок
у цели выбился из сил
Жуан его благословил
пинком-другим и отпустил
он Лепорелло с ним на пару
а сам достал свою гитару
и спеть хотел куплетов пару
но вот успел всего куплет.
Какой? Ну, это не секрет.
— О донна Анна, bella donna,
Поверь, любовь моя бездонна.
Без донны Анны, без ma donn’ы,
Я погибаю, prima donna!
Он пел, точнее, он вопил
И в доме всех перебудил.
Выходит Анна на балкон
И молвит:
— Боже, это он!
— При чем тут «он»? — спросил Жуан.
Он, если помните, был пьян.
ПЕСНЬ ШЕСТАЯ
Ночь
Ах, как старалась донна Анна!
Велела выкупать Жуана,
А после в спальню отвела
И даже чарку поднесла.
Но это зря. Ему хватало.
Хоть осушил он три бокала
И все кричал, чтоб подливала.
И ничего не предвещало
Столь неприличного финала.
Жуана не клонило в сон,
Жуан поддерживал беседу,
Форель заказывал к обеду
И был, казалось, возбужден
Приятным сердцу разговором.
Жуан шутил. Каким-то спором
Они на время развлеклись.
Минуты сладкие неслись...
И вдруг... упало настроенье,
А сам Жуан упал в кровать
И захрапел... От изумленья
Не знала Анна, что сказать.
Ах, как трудилась донна Анна
Над телом горе-донжуана!
Как домогалась донна Анна
Поднять уснулого Жуана!
Но как бедняжка ни старалась
Поднять его не удавалось.
Она решила: «Не прощу
И завтра утром отомщу».
Но делать нечего, вздохнула,
Перекрестилась и уснула.
ПЕСНЬ CЕДЬMАЯ
Сон Жуана
Все спит. И снится сон Жуану,
Ужасный и тревожный сон...
Но я о том писать не стану.
Резон в том или не резон,
Но мне чужой не снился сон.
ПЕСНЬ ВОСЬМАЯ
Месть
Жуан проснулся с бодуна.
Рассвет чирикал из окна.
Мулла со всех крещеных сил
На синагоге голосил.
И чей-то ошалелый кот
Мяукал около ворот.
Оглядывая будуар,
Жуан вздохнул:
— Какой кошмар!
Урчал желудок, ныло тело,
От боли голова звенела.
— Но где же Анна? — вспомнил он
И испустил похмельный стон.
— Эй, Анна, Анна!
Тишина...
Но почему не с ним она?
И отчего здесь так темно?
И вдруг раздался стук в окно...
Жуан поднялся и в чем мать
Пошел окошко открывать.
Зачем? Бог весть... Отдернул штору
И прямо в рожу командору
Едва не ткнулся...
— Вот так номер!
Но ты же вроде бы как помер.
— Тебе-то что? Ты кто — Господь?
А впрочем, полно чушь молоть.
Ты звал меня на херес?
— Д-да...
— Раз так, гони его сюда.
— Сейчас. — Хотел было Жуан,
Сбежать, но рявкнул истукан:
— Постой! Ну, где он — херес твой?
Жуан воскликнул сам не свой:
— Анюта, черт тебя возьми!
Вставай, поговори с людьми.
Спросонок Анна:
— Что такое?
Ни днем, ни ночью нет покоя.
Жуан, скажи, который час?
Тебе я мстить начну сейчас.
— Подай нам херес, будь добра.
— Его ты вылакал вчера.
Услышав это, командор
На дона посмотрел в упор.
— Ты что — смеешься надо мной?
— Как я могу? Господь с тобой!
— Так будет херес наконец?
Жуан не выдержал:
— Отец,
Ты что, как банный лист, пристал?
Будь другом, сгинь.
— Ах ты нахал! —
Рассвирепел мемориал,
Расширил бешено глаза
И вдруг схватил Жуана за...
За ту за самую вещицу,
Без коей впору удавиться.
Названья же тому предмету
Пристойного доселе нету.
А медицинские названья
Не стоят нашего вниманья.
— Ну, вот тебе и херес твой!
Вскричал от боли дон Жуан:
— Что за манеры, истукан?!
А командор качнул главой
И перед тем, как с глаз пропал,
Жуану тихо прошептал:
— Прощай и помни обо мне.
И кланяйся моей жене.
Проснулась Анна совершенно.
— Кто там вопит, как оглашенный?
Жуан, не твой ли это глас?
Ты без меня страдаешь, милый.
Иди ко мне, я все простила.
Да, и скажи, который час?
Жуан не проронил ни слова.
А было ровно полшестого...
ПЕСНЬ ДЕВЯТАЯ
Эпилог
Оправившийся от удара
Жуан засел за мемуары.
И что ни год печатал их.
О похождениях своих
Поведал миру слово в слово
Под псевдонимом Казанова.
И вообще стал нарасхват.
Чуть не женился, говорят.
Однако премий и наград
Не получил, а за разврат
Не поздоровилось ему:
Несчастный угодил в тюрьму.
Но зря так поступили с ним.
Переменил он псевдоним.
Из Казановы стал де Садом.
Посыпались творенья градом —
Одно другого все бунтарней,
Содомнее и будуарней.
Потом Жуан попал в дурдом
И там почил последним сном.
А сочинения Жуана
Выходят поздно или рано.
Одно из самых из последних
Опубликовано намедни.
Его названье «Трупик Рака»...
Но заболтался я однако.
Друзья, прощаюсь с вами я.
Фаллада кончилась моя.
23 августа 1992 — 11 мая 1993
Шекспир У. Сонеты / Пер. Ю.И.Лифшица. Екатеринбург, Издательство Уральского университета, 2006.