… пирожки, завернутые во вчерашние новости…
… метелью убаюканный состав
Качается на нитке полустанков.
… и месяца Адамово ребро
Скользит над светлым призраком Досанга.
Пожилая казашка – ночь, не спеша, нальет молока
В пиалу со словами: «Пей». Дрогнет пыльных ресниц кайма…
Ранний триас: беспризорная девочка осень
Пьет в привокзальном буфете ситро «Колокольчик»,
Целясь (от нечего делать) в табло расписанья
Взглядом, уже угасающим… близится вечер.
Зал ожидания полон. «И скучно, и грустно»
В плотной сиреневой мгле голоса маневровых
Словно надсадные вопли бранящихся чаек:
Также отрывисты, цепки, привычно гортанны.
Несколько аляповато, зато романтично:)
Все мы немножко романтики, даже поэты,
Если в истерзанных душах – осенние хляби:)
Кто ты, последний романтик – застенчивый отрок?
«Рыцарь печального образа»? дамский угодник?
Дервиш эпохи прощаний «на скорую руку»?
Ржунимагу:) аж до колик над собственным стебом.
Где она, барышня-грусть, посвященная в тайны
Старых, дичающих яблонь на подступах к рельсам,
Милых в своей неуклюжести, детскости - строчек
Беглых огней над еще допотопной равниной?
Девичья исповедь из позапрошлого века,
Из оцифрованной кем-то впоследствии, жизни…
Сколько мне было в ту пору, когда просыпалась
От воркованья попутчиков, маясь на верхней
Полуплацкартной бездомностью… утлостью (где мы?
Сколько стоим?) наслаждаясь языческой мессой
Скифской степи, отпустившей грехи полнолунью.
Ниц… на разбитых коленях - в полымя полыни,
Под пересуды ушедших в пески поколений.
Аз есмь согдийская пыль на сайгачьих копытах
Той колыбельной юдоли, откуда мы родом.
Трогаемся, слава Богу. Взошедшее солнце
Шлепает желтой ладошкой по окнам, по лицам,
Одутловатым спросонья, сему безучастным.
Смилуйтесь, ради Христа, пристегните мне веки
К потным верблюжьим затылкам, не дайте ослепнуть.
Тленные мощи сельмага…перрон… водокачка,
Двигаясь против теченья, теряются. Кто-то
Долго, отчаянно машет, бежит за вагоном,
Всё отдаляясь… мелькают чабанские точки,
Бельма (соленые лужицы), мумия неба,
Вбитая в землю отарами. Смуглый погонщик
В черной косматой папахе, возьми меня замуж
В тесную юрту, пропахшую войлоком… дымом
(Так и сказала б: «отечества»:)) козьих лепешек,
Брошенных в печь - кизяков и джингиловых веток,
Кислой овчиной… зарыться лицом, не сдержавшись,
Выплакать, выплеснуть всё (наконец-то я дома)
В душный тулуп предвечернего дикого поля
В неаккуратных заплатах подсохшей полыни…
Выцветших писем. Прочесть их спустя поколенья –
Словно отведать хлеб – соль на своих же поминках,
Потчуя званных гостей (и незваных до кучи),
Глядя вослед ускользающим от расписанья,
Как от молвы, электричкам, привычным к побегам,
Осознавая по ходу, что всё безнадежно:
Флоксы в озябших руках, поцелуи - укусы
В гуще потемок за окнами спальных выгонов…
Нет, не годится. Бездарно, вторично, безлико,
Мерзко, вульгарно. Не гневайтесь, ямбы – хореи:)
Раз не гожусь я в поэты, куда бы податься?
Хоть в проводницы! А что? Ничего «работёнка»
Буду считать километры, страдать недосыпом,
Чай разносить по купе и сырые постели,
Ждать между делом: когда же закончится смена?
Дома едва отоспишься и снова - «по коням»
Вскидывай руку с флажком, привечай пассажиров.
Не претендуя на место в ряду «креативных»,
Эта профессия, как никакая другая,
Располагает к поэзии и созерцанью:)
Быстро темнеет. Сопревшие трупики листьев
Липнут к подошвам прожилками. Линии жизни,
Жизни на полном ходу к преждевременной смерти -
Чья-то наскальная живопись, ставшая песней,
Издали напоминающей плач Ярославны
По фолиантам полей в иероглифах всходов,
Ветхозаветным разъездам с огнями навстречу,
С резким, пугающим призраков, мецесопрано
Грозной, как каменный гость, электрички без окон,
Всё прибывающей, словно река в половодье,
На полустанок, где пыль… абрикосы в корзинах,
Вобла, вареные раки к несвежему пиву:
Се безнадежно ушедшее, нежное время,
Время пронзительно – сладкой, почти несусветной –
Вплоть до разрыва аорты чудовищной неги,
Как говорили поэты:) еще в позапрошлом
Веке, глядящем с портретов на «общих» тетрадях.
Мир нашим душам, изрывшим пришкольный участок
В поисках истины или… червей для рыбалки.
Истина - где-то за кадром, в оконном проеме,
В эллипсах дальних галактик, невидимых глазу,
В той, оцифрованной кем-то впоследствии, жизни.
Время триаса… бесценное чувство вокзала…
Традиционная грусть… суета у вагонов:
Да, напишу. Непременно – гекзаметром или
Пошлым, лишенным размера и смысла верлибром:
«Что наша жизнь?» - не игра в дурака или покер –
Флэшка, обычная флэшка. Все «страсти – мордасти»
Имени нас:) разместились довольно комфортно
(Даже не верится) на двадцати гигабайтах.
Двадцать «гигов»… челове… чемоданопарсеков:)
Неодолимого чувства вокзала – не дома.
Рябь в озерцах мониторов… мельканье картинок:
Ралли на фондовых рынках сменилось паденьем.
Самоубийство дельфинов в Персидском заливе.
За океаном Обаму венчают на царство,
Царство зыбучих песков и погибших дельфинов.
Дельфы… дельфины… неведомый загодя встречный
Мчится со скоростью света. Ему не помеха
Загородивший пути одряхлевший шлагбаум.
Плотно подсев на зачитанный томик Гомера,
Буду, как вещая Ряба, высиживать вечность
У переезда, где сходятся рельсы – фантомы,
Вся в ожидании поезда, той электрички.
Дай на мгновение, Господи, время триаса,
Дабы постичь окаянное, смутное время,
Бьющее в нос перегаром, палёное время.
Дом, занесенный песками по самую крышу,
Больше не служит тебе ни опорой, ни кровом.
На живописно подсвеченных солнцем руинах
Тонкий в запястьях служитель мольберта и кисти,
Тщетно пытаясь поймать ускользающий образ,
Невыносимый недуг исцеляет печалью
И одиночеством. Море (стоим три минуты)
Море, дарившее жизнь, обернулось пустыней,
Словно иссохшее лоно вдовы – горемыки
Или невесты Христовой (шестой отправляю)
Только ракушки шумят, если к уху приложишь
Да корабли, поминая былые походы,
Пьют обжигающий мачты, чахоточный ветер.
В трюмах живут скорпионы. Мы их собирали
В детстве в стеклянные банки для противоядья.
Не помогло (маневровый, примите на пятый…
Всё, отцепляй) от убойного, как аневризма,
Чувства вокзала покамест не найдено средство,
Ибо еще не поспело лекарство от жизни,
Жизни на полном ходу (отправляется скорый
Пятый с восьмого пути) к преждевременной смерти.
Что прописать тебе, жаль моя, кроме полыни,
Дюн – лепестков, неподъемных, как виевы веки,
Солнечнокрылого ветра в степях половецких,
Каменных баб, охраняющих подступы к тайнам -
Недостающие звенья в цепочке арыков.
Старый путейщик (возможно, ровесник триаса)
Зыбкой походкой по шпалам… по лестнице, прямо
Вверх, где крепчают почти марсианские бури…
Соединяющий рельсы небесный диспетчер
Весел: приехали:) Станция End. Вылезай-ка:)
Равноапостольная не княжна – проводница
Лишь подтолкнет чуть затравленным взглядом к перрону:
«Ну, поживей» Понимаю, что больше не будет
Станций, случайных попутчиков, чая «вприкуску».
Шумно захлопнулась дверь, выходящая в тамбур,
Тамбур, где солнечный блик, соскочивший с подножки -
Свят. Проводница ворчит: «Не мешайте работать».
Между горбами верблюдов… курганами – осень,
Темь… огоньки: НЛО? Незнакомых разъездов?
Пустынь… колодезный сруб… холокост бездорожья…
Запах мазута. Привычное чувство вокзала
Сходит на нет, уступая иным ощущеньям:
Мягкого пледа, уюта добротного дома,
Неторопливой, почти задушевной, беседы,
Маминой выпечки (кушайте, с пылу-то с жару).
Гости расходятся заполночь… смотрят на звезды,
Курят в сенях, одеваются… сладкая дрема…
Тикают старые ходики… лень просыпаться.
Время триаса… мерещится: все еще будет,
Только хорошее… самое-самое, только…
В той, оцифрованной кем-то впоследствии, жизни.