Юбилей уролога

Эдуард Шульман
               
                (Миниатюра)
   
  Если вы идете на юбилей к поэту, то уверены, что подойдет такой момент, когда начнут читать стихи, а может и, не дай Б-г, поэмы. Если бы вы пришли на мой юбилей, то после панегириков, услышали бы тост за процветание нашего авиационного завода. Что имели в виду, когда это говорили, трудно сказать, потому что завод сейчас стоит. Хорошо стоит. Но если вы приглашены на юбилей к урологу, да еще классному урологу, вы можете ожидать,  что там будут говорить о…  О чем?  Правильно, не надо прятать глаза – «об этом», конечно.

  Мы были приглашены на юбилей к Феликсу. Познакомились с ним в ульпане и как-то нашли друг – друга вместе с его женой и моей. А сейчас Феликсу исполнялось 70 лет. Нормальная дата для юбилея. Я вез с собой четыре листа поэмы, посвященной Феликсу. Не будешь же писать по случаю юбилея серьезные стихи, поэтому в поэме, помимо добрых слов о его семье, любимой жене и внуках, были подмечены некоторые особенности Феликса. И мне казалось написано с долей юмора. В общем, я ехал на юбилей подготовленным.

 А написать было о чем, потому что совсем недавно мы вместе совершили круиз до Венеции и обратно. Феликсу все было интересно. Но прежде, чем рассказывать о Феликсе, надо сделать небольшое отступление. Дело в том, что те слова, которые мы говорим с некоторым смущением, для урологов – самые обычные слова. Так что член или яйца в сочетании с вылечили, удалили, отрезали, в общем, сделали операцию, звучали, как, например, рука, нога, голова в сочетании с болит, перевязали и т.д.
  Когда Феликс очень увлекался рассказами о лечении всех этих органов с употреблением всех этих терминов, тогда его могла осадить только жена. Но ее с нами не было, значит, его уже ничто не могло сдержать. Феликс сам небольшого роста, совершенно седой и худой. У него аккуратные седые усы и красивые поседевшие брови. Надо сказать, что с его женой Мирой, они смотрелись очень хорошо, потому что она у него очень солидная дама.

  Мы плыли по течению, точнее, куда нас вез теплоход. А вез он нас на греческие острова. Конечно, такую красоту еще никогда не видели. Санторини – это не только красивое название, там все домики беленькие, над морем свисают скалы, на которых разбросаны изумительные, уютные ресторанчики. По узким улочкам можно прокатиться на…ишачках. Что делать встречному человеку, если туриста везет ишачок, не представляю. На углу улицы в одиночестве стоял ишачок. Феликс сказал: «Смотрите, друг стоит», и пошел к нему. Наклонился и стал шептать тому что-то на ухо. Но ишак не реагировал, не понимал, наверное, русского языка. Феликс хотел было уйти, но снова что-то сказал тому на ухо.

 Теперь ишак заревел и откуда-то появился, видимо, его хозяин, потому что он тоже наклонился и что-то сказал, но уже не ишаку, а Феликсу. Потом они начали жестикулировать и, наконец, Феликс приложил руку к животу, несколько раз поклонился, как бы
 извиняясь, и вернулся к нам. Я тут же спросил: «Что ты говорил ишаку?» «Ну, что
 он молодец, что ишачит на туристов». «Ну, а потом?»  «Потом? Ты же видел, что
он не реагировал?!» Я ему сказал, что отрежу яйца. «Понятно, а что тебе сказал его хозяин?» «Точно не понял, но, кажется, он хотел мне то же сделать, что я ишаку". Вот примерно такие эпизоды были в моей поэме.
  В красивом ресторане Ашкелона собралось человек семьдесят. Вы бы посмотрели, какие это все были симпатичные и солидные люди. Они все были из Чимкента, они были почти все сослуживцами Феликса, кандидата медицинских наук, доктора медицины, по его прежней работе главврачом урологического отделения железнодорожной больницы.

 Глядя на них, я начал сомневаться, а были ли казахи в Чимкенте?
 Когда все расселись, раздался голос самого юбиляра. Несмотря на его рост и  худощавую внешность, мне показалось, что от его голоса, в зале несколько померкло, а может быть, солнце в это время спряталось за Средиземным морем? Во всяком случае, он перекрыл все голоса, и сказал, что сам будет тамадой, потому что он знает всех, а мы нет. Это была правда: за исключением одного – двух человек, я не знал никого. Он сказал, что всем предоставит слово, хочет тот или нет. Как всегда, добавил, что с ним спорить бесполезно.
   Я сидел с женой за одним столом вместе с Феликсом и его женой. Как это расценивать: то ли как особа, приближенная к королю, то ли потому что в другом месте мне было бы неловко. В общем, Феликс видел в моей руке листы и знал, что я готов. Но начал Феликс не с меня. И слава Б-гу. Оказалось, что почти все читали свои поздравления в стихах, что в зале есть не только урологи, но даже журналисты и поэты, что все они давно знают юбиляра.

Но когда начались воспоминания урологов по его прежней работе, я не просто смеялся, я держался за живот, и слезы капали на рубашку. Эти врачи, кандидаты, доктора спасли столько жизней, но при этом, учитывая специфику работы, так умели рассказывать обо всех этих интимных операциях.  У меня уже не было сил, когда обратили внимание на одного молчаливого человека, который скромно сидел и улыбался рассказам. Он начал рассказывать тихим голосом, как потом мне сказал Феликс, это был академик.


 Он сказал, что, учитывая его должность,  к нему на лечение приходили высокого положения люди. Он лечил члены членам и кандидатам в члены коммунистической партии, члены всем членам исполкомов и горсоветов, а также члены профсоюзных работников Казахстана. Кстати, и их семей тоже. Пользуясь таким авторитетом, он сам был членом горисполкома, и помог в свое время даже Феликсу.

У Феликса была двухкомнатная квартира на четверых. С ними жили две взрослые дочки. Квартира итак была положена трехкомнатная, но когда? Вот поэтому Феликс был очень благодарен академику.


 Моя поэма юбиляру оказалась к месту, потому что этой части жизни Феликса почти никто из собравшихся не знал. Ведь многие  и встретились – то за всю жизнь в Израиле, может быть, впервые. Так на то они и юбилеи, чтобы собрать на них всех, с кем была пройдена интересная жизнь, и кто в этой жизни что-то значил для самого юбиляра.

                ЭДШ 28.11.08