Город, пред-лежащий ножками вперёд.
Город – подлежащее. Вымирает род.
Акушерка крестится, и в поту зари
плавятся над лестницей чёрной фонари.
Здравствуй, достоевщина, чертовщина, здра...
Всё змеится трещина росчерком пера,
ширится, как улица, выливаясь в ров.
У подъезда щурится похититель слов.
Бьётся венчик газовый, буквицы горят.
Мы с тобой повязаны, как сестра и брат
родовыми узами, детской ерундой,
сложными союзами и одной звездой.
Мы идём по городу ночью на восток.
Город вечно голоден, мрачен и жесток.
Он в меня вливается, как один глоток,
и в тебя вливается, как второй глоток.
Слёзные и пьяные, прячем мы глаза.
Мы его карманные, за подкладкой, за
полосой отчаянья – не видать ни зги.
Бремя окончания. Дантовы круги.
***
Свет от экрана. Пепельница. Дым.
Глаза устали, но опять не спится.
От тонкой зацветающей границы
отходит лес в предчувствии беды,
но с неба – только мелкая крупа.
А здесь сухой и невозможный воздух.
Шевелятся под золотой коростой
слова, как змеи в белой чаше лба.
Всё чаще улыбаешься в ответ,
чем пишешь что-то. Кто его читает?..
Так улыбайся, дурочка простая,
оплакав то, чего в помине нет.
Не выбраться из ямины ночной.
Лишь этот воздух горький загребая,
я думаю: «Ах, чёрт возьми, любая
могла бы стать хоть на секунду мной.
Но ведь никто, никто не захотел…»
***
Мне так не написать, чтоб из строки бесхозной
то дерево росло, то человек смотрел
и ладил светлый быт из самой горькой прозы,
из маленьких своих, ничтожных, скушных дел.
Мне не вдохнуть в строку поэзию, как душу,
не ощутить рукой её неровный пульс,
когда готов сказать, но что-то душит, душит
– а это я в строке, беспомощная, бьюсь.
А это я сижу в беспамятстве горячем,
как свет над головой, что корчится в стекле.
А это я в своём неразуменье плачу
и в темноте хожу на ощупь по земле.
Слова мои, слова – бескрылые уродцы,
убогие слепцы – всё скука да тоска.
Скажите, как словам без воздуха живётся,
как плачется словам сухого языка?..
Ведь дерево растёт, коряво и бесплодно,
а человек один и беспробудно пьёт,
и нет ему в строке ни жизни, ни свободы,
и некуда сбежать, и автор не убьёт.
***
…и себе ты верь,
а вот мне – нельзя,
потому что внутри у меня леса,
потому что внутри у меня есть дверь
и мёртвых чуткие голоса…
Потому что со мной говорить не впрок.
Только зря слова свои рассыпать.
Потому что морок – я,
слёз – комок.
Кто услышал, тот жить без меня не смог,
говорить не смог
и спокойно спать.
Узелок
не смог
развязать.
Не смотри же мне никогда в глаза.
Я не буду тебя спасать.