В декабре 1985 года в возрасте 19-ти лет, я, будучи студентом института, стал членом ОКОМ – отряда комсомольского оперативного милиции. Случилось это так.
На фоне окружения я считался знатоком английского языка, возможно, подсознательно, избегая настоящих знатоков. Жених сокурсницы, пытаясь с третьей попытки сдать английский, получил задание от преподавателя прочитать на экзамене текст вслух без перевода. Всё прочее ему было не под силу, а текст был выдан заранее. У парня созрел план спасения. Я написал ему под каждым словом транскрипцию на русском. (Май нэйм из Николай. Ай эм э стьюдент. И т.д.). Зная о моих проблемах с комсомольским активом, (умеренное диссидентство) Николай, комиссар ОКОМ, в благодарность записал меня в отряд. Стать членом ОКОМ было трудно. ОКОМовец был недоступен для комсомольских взысканий, ему прощалась плохая успеваемость, пропуски занятий. ОКОМовцы были изгоями общества, но мне было обещано, что участия в рейдах принимать не буду. Активисты были шокированы, но затихли. Вскорости Николай, женившись и «забеременев» перевёлся на заочное, и я был призван ОКОМ. Авторитет Николая в ОКОМ был ещё высоким и мне разрешили дежурить один раз в две недели. Остальные ОКОМовцы дежурили трижды в неделю.
На территории студгородка была баня. В женские дни ОКОМ пресекал попытки подглядываний в многочисленные щели. Окружив в сумерках баню, мы набросились на мальчишек и юношей, которых оказалось примерно столько же, сколько и нас. «Мой» преступник пытался убежать. Меня охватил азарт. Я настиг юношу, повисшего на заборе, и вцепился в его ноги. После отчаянной борьбы у меня в руках остались кроссовки, и я по снегу продолжил преследование босого нарушителя нравственных устоев. Мальчик нырнул в трубу строящегося водовода и на четвереньках устремился по ней. Увидев, что я не преследую его по трубе, он естественно, вернулся назад и был пойман. В носках, держа в одной руке кроссовки изорванный и совершенно грязный, он был доставлен мной в помещение ОКОМ способом «арестованный следует рядом, локоть упёрт в бок сопровождающего, кисть на болевом заломе». Мальчику было 16 лет, мама его оказалась доцентом кафедры теоретической механики, жившая с семьёй в пятиэтажке рядом с институтом. Командир ОКОМ был сильно удивлён моим рвением. Ребята тоже поглядывали на меня как-то странно. Уж слишком жутким был вид задержанного. Сам же я недоумевал, не находя разумного объяснения этой бессмысленной деятельности.
Второй рейд оказался намного более драматичным. В стране шла борьба с пьянством и алкоголизмом. ОКОМ выслеживал на улицах подвыпивших студентов и «оформлял» их. Мой пост был на конечной остановке трамвая. Нас было двое. Трамвай привёз спящего парня. Разбуженный он оскорбил нас в крайне резких выражениях, нанёс моему партнёру нокаутирующий удар в пах, оттолкнул меня, выпрыгнул из трамвая и пытался скрыться. Меня охватил азарт. Парень был выше и крепче. Настигнув его после довольно продолжительной гонки и сбив с ног ударом сзади подсечкой, я бесполезно пытался применить скручивание конечности, пропуская несильные удары по голове. Пришлось оставить приёмы борьбы и перейти к обмену ударами. Пропустив исключительно болезненный удар кулаком снизу слева в переносицу, мой соперник прекратил сопротивление и совершенно окровавленный был доставлен в помещение ОКОМ вместе с моим напарником, двигавшимся с трудом. Парень оказался студентом университета и уроженцем Севастополя. Наш с ним вид после схватки привёл командира и членов ОКОМ в невероятное возбуждение. Остыв, я испытал досаду и презрение к себе.
Третий рейд заключался в изъятии у студентов общежитий музыкальных записей и фотографий запрещенных исполнителей. Высоцкий и Макаревич были в числе не рекомендованных и не изымались. Группы «Назарет», «ЭйСиДиСи» изымались, а владельцы «привлекались». В одной из комнат висела фотография Элвиса Пресли, который был запрещён. Хозяин сказал, что это его брат. Опровергнуть, кроме меня это утверждение было некому. В ОКОМ в основном были парни из сёл. Азарт меня не охватил, и фотография осталась на месте. После такого совершенно невозможного вмешательства в личную жизнь граждан, и находясь под впечатлением своих боёв с юным эротоманом и мирным алкоголиком, я прекратил участие в рейдах. Через некоторое время под угрозой исключения из ОКОМ, явился на дежурство и принял вместе с милицией участие в разгроме наркопритона в частном доме. Наркоманы и торговцы не оказывали сопротивления и всё прошло мирно.
Больше в рейды я не ходил. Перестройка приобретала всё больший размах. Членство в ОКОМ перестало приносить дивиденды.
Странно, но я никогда не испытывал стыда за эту историю. Я в честной спортивной борьбе один на один победил обоих своих противников, способствуя имевшимся на то время нормам поведения. В случае с женской баней, это конечно не однозначно, но мальчик почти не пострадал. Агрессивные же пьяницы до сих пор вызывают у меня личную неприязнь. Хотя, он и мирно спал в трамвае, драться начал первый.
Тем не менее, приношу обоим свои извинения и на всякий случай сообщаю, что по прежнему нахожусь в неплохой спортивной форме и готов к честному матчу реваншу, если таковая перспектива удовлетворит, а извинений не достаточно.