Сага первой любви 12

Александр Рубэнс
Сага первой любви 12

На утро, первым в балагане проснулся Александр. И было от чего. Выстудило за ночь небольшое помещение с двумя нарами и жестяной печью, да и  Александр, как лег  ночью на нары поверх спального мешка – кукуля, так и проснулся. И хотя по времени было всего лишь семь часов и можно было забраться в кукуль шитый из оленьих шкур, Александр все же решил встать и, первым делом растопить печь, что он и сделал, отправившись затем к реке. Утро было ясным, с легкой дымкой по горизонту, над которым только - только всходило солнце, показавшееся приплюснутым алым диском со стороны моря. Наплескавшись стылой от ночного морозца, бодрящей водой, Александр поспешил в балаган, где еще спала Ануан. В балагане было уже тепло и на печи, гудевшей дровами, грелся чайник, готовый вот-вот закипеть. Только теперь Александр позволил себе взглянуть в ту сторону, где  спала Ануан. И теперь в утреннем свете, брызнувшем сквозь маленькое окошко, спящая девушка с синими косами, разметавшимися по подушке, показалась Александру еще юнее…

Разметались косы-струи,
В поцелуях, в лунный свет
И шептала ночь ревнуя
В девятнадцать весен-лет.

Встречным жестом плыли руки,
Пара нежных белых птиц,
В осознании разлуки…
С  первым отблеском зарниц.

Кто, за что, кого осудит,
В чей вопрос… и в чей ответ.
Ведь луна плыла по кругу,
В звездный час и в звездный свет…

Разметались косы-струи,
Быстриною синих рек,
Что шептала ночь, ревнуя?..
В девятнадцать весен – лет…

- Что же… Ночь, луна, блики по воде. Ануан и тревожный блеск ее глаз…И вертевшаяся под ногами Чийча…кстати, где же она? – вспомнив про лайку Александр, отставил вскипевший чайник и взяв с низкого столика кусок обжаренной юколы, снова вышел из балагана.
Солнце уже заливало покрытую тонким слоем снега долину, играя красками по склонам сопок и дальних гор. Тени укорачивались и обретали все больший контраст, в сравнении с освещенной белизной снега.
- Чийча, чийча…- позвал Александр и услышал, а потом и увидел лайку, бегавшую по тундровому кочкарнику,- понятно, мышкует с утра пораньше, – сделал он вывод и направился к остывшему костру. 
И там, у костра на притоптанном снегу, он увидел и подобрал нить, унизанную синим бисером и бусами в цвет рябиновых ягод. И вспомнились слова – Любовь в том чтобы дарить…- и вспомнился поцелуй-пламень горячих губ Ануан, и ленаты упавшие в снег. И то, как он, почти тут же, ушел к реке, и как ледяная вода объяла его разгоряченное тело, и лунные блики, и Ануан, вслед за ним вошедшую вводу…И то, как подхватив одежды они со смехом пробежали по снегу...
 И чашу с настоем целебных трав, что она подала там, в балагане… Что же было?.. Тоска, не отпускавшая сердце!? И сон!?

Лунные блики
И лунный свет,
И в чаячьи клики
Мираж силуэт.
Все призрачно зыбко,
Все странно луново,
И смех и улыбка,
И лунное слово.
И манят и тонут
В подлунный туман,
Бубенчиков звоны,
И звезд караван…
Где в лунные блики,
В снегу лунный след…
И бисерной нити,
Рябиновый цвет….


- И все же….Ночь, как ночь, луна и звезды,
                Над мерцающей водой,
И с морозцем звонкий воздух,
Над заснеженной тропой…

Ближе к полудню яркой солнечной погоды, первый выпавший снег, почти стаял, сохранившись голубыми пятнами, лишь в тенях столетнего кедрача, да густого ольховника. К этому времени все вещи, которые необходимо было забрать, а также вязанки вяленой рыбы были уложены в лодку и накрыты брезентом. Легкий ветерок, возвестив начало прилива, создавал чуть приметную рябь, неуловимо пробегавшую по зеркальной поверхности  речной излуки. Закончив последние приготовления, перед тем как отправится по реке, Александр и Ануан молча сидели в лодке по верх брезента. Просто сидели и молчали после всех длинных и коротких фраз связанных со сборами и последней чаевкой у костра. Может, в этих коротких диалогах, было что-то и не досказано, но Александру и девушке было просто и хорошо, побыть рядом какое - то время, в молчании, когда не было необходимости в словах. И кто знает, сколько бы они еще так просидели, если бы не Чийча, прыгнув в лодку, не прогавкала в сторону сопок, напомнив, что пора отправляться в путь.

Столкнув лодку Александр, уселся за весла, а  Ануан, взяв в руки шест, прошла на корму, где устроилась и Чийча. Конечно, Ануан, могла бы дождаться, когда к ее рыбалке подошла бы моторная лодка Никифора. Но зачем. Все, что надо они погрузили, и вдвоем, управлять нагруженной лодкой, плывя вниз по течению не так уж сложно. Ануан, на этот раз была в рыбацкой куртке, одетой по верх теплого свитера, но все в том же платке, с той лишь разницей, что он был повязан иначе. И хотя это и придавало чертам лица некоторую строгость, все же это не скрывало истинный возраст девушки, помогавшей Александру управлять лодкой, по мере необходимости.
- Скоро будет мелководная быстрина,- сообщила она, через некоторое время, - надо держаться ближе к правому берегу.
- А я знаю, – улыбнулся Александр, налегая на весла, - ты выросла в табуне, а я на этой речке. Здесь, пройти не сложно, а вот дальше, там перекат во всю ширь, и только под самым берегом глубина. Там главное, на кривуне не залететь и на мель не засесть, как ни как лодка груженая.    
- А что на мель!? Столкнем!
- Там по мелководью илистый песчаник. И в сапогах не спрыгнешь, чтобы столкнуть. И шест воткнешь, не выдернешь.
 - Да… На прицепе к моторке, лучше было бы проскочить.
- Ничего, три переката пройдем, а там дальше прилив уже достает. Нам бы вот, на тех перекатах, по быстрине, на каменюгу бы не наскочить.
- Ой, что-то мне страшно стало…- толи шутя - толи в серьез, поежилась Ануан, окинув взглядом, подступавшие к реке сопки.
- И это говорит отважная охотница и рыбачка?! –
- Так я же на берегу, да в тундре отважная! А так, я даже и плавать не умею.
-  Понятно,- с улыбкой резюмировал Александр, пытаясь припомнить события ночи связанные с водой,- « спросить, не спросить?»
Между тем, лодка уже приближалась к крутому повороту реки, и важно было, чтобы лодку не развернуло, там, у самого берега, где торчали в воде и над водой обломки ветвей и темные стволы деревьев.
 Александр загребал веслами, а Ануан толкала шестом, отталкивая корму так, чтобы выдержать нужное направление. И все же, в одном месте, лодка стукнулась носом о подводный комель и, ее стало разворачивать, снося ближе к обрывистому берегу.  Вовремя вскочив со своего места, Александр выдернул из уключины весло и, упершись им в крутой обрыв, что есть силы, толкнул лодку в завихрения быстрины. И пока он ставил весло на место, Ануан толкала шестом, и хотя лодку уже развернуло кормой вперед, Александр, в два гребка, вскоре выправил положение.
- Уф! – выдохнула Ануан, вновь усаживаясь на корме – проскочили, а я уж думала, занесет под нависший ольховник.
- Ну, больше таких кривунов не предвидится и то славно. – отозвался Александр, загребая ближе к противоположному берегу.
Дальше река разливалась в боле - менее спокойную гладь с небольшими воронками и завихрениями быстрого течения по фарватеру речного русла. За время последующего часа, река еще три раза подхватывала лодку своей быстриной, пронося мимо обрывистых берегов. Но эти три каменистых порога, проскочили без особых осложнений. И вскоре лодка оказалась в широкой пойме реки с небольшими островками с левой стороны, а с правой уже возвышалась, подступившая ближе гряда сопок, что тянулась по направлению к морю.
Александр сложил весла по бортам лодки, теперь можно было отдохнуть, до поселка, если предположить, что их  не встретит Никифор, на своей моторке, оставалось три часа не больше, и значит они, в любом случае, доберутся еще дотемна. Лодку уже не несло столь быстрым течением, потому как, там у поселка , в низовьях реки уже шел прилив, загоняя морскую воду в устья реки. Слегка привалившись на брезентовую гору за его спиной, Александр посматривал, то на проплывающие берега, то на чаек пролетавших из любопытства над лодкой, то на ландшафт дальних и ближних сопок.
- Ты о чем думаешь? – спросила Ануан, Александра, нарушив затянувшееся молчание.
- О разном. – Ответил он, наблюдая, как она перевязывает платок, – например, о том, что, через день-другой, предстоит отъезд в город, где еще учиться два года. И о том озере, и о том подранке. И о том, как я оказался у тебя на рыбалке, и о том, как мы сидели у костра и ты пела песни…И о том,  что было …
- Что было?.. – невольно, в тон Александру, отозвалась Ануан, и от него не ускользнуло, как она, на какое-то мгновение закусила нижнюю губу.
- Да, вроде, как я искупался в реке – улыбнулся Александр. - И мне, кажется, что и ты?..
- А, ну, да… - замешкалась с ответом Ануан. - И я, мне ведь было еще жарче, чем тебе. Я так натанцевалась.- засмеялась она и сокращая события добавила, - а потом мы пили чай.
- А потом?..
- Потом ты лег спать. И я конечно.
- А знаешь… Мне сегодня, не так тоскливо, то есть совсем не так, по настроению с каким я оказался там, на озере. Я ведь, в тундру поперся, как в бреду. От тоски, поперся.
- Я знаю, из-за девушки. Я сразу догадалась. У тебя глаза были, такие, отрешенные. А потом, когда  ты к речке пошел, почти побежал, я даже испугалась вначале. Но потом гляжу ты раздеваешься и бултых вводу. Ну и я…тоже у бережка разок окунулась.
- А потом мы пили чай!?
- Ну, да я же сказала…
- И ничего не было?
- Не было…- отвела взгляд Ануан в сторону сопки, что возвышалась над излукой реки за очередным поворотом берегов, - А знаешь, здесь, в этом месте реки живет эхо – сообщила она, желая перевести разговор.
-Знаю…
- Отдай ему свою тоску.- тихо произнесла Ануан.
- Тоску!?
- Да, окликни свою любовь и прокричи ей свои чувства, и эхо донесет твои слова до нее…  - сказав, так, Ануан поднялась со своего места и сама, тихо окликнула, усиливая голос, – эхо, ты здесь!
- Здесь…десь – отозвалось со всех сторон и Александр, последов ее примру, тоже поднялся.
 - Эхо! Здравствуй!- прокричал он, глядя ввысь, над пиками заснеженных гор, и эхо, умножившись по распадкам сопок, отозвалось и, тогда Александр еще громче прокричал имя девушки, той девушки, о которой тосковал  - ты меня слышишь!? Слышишь!? Кричал он далее.
- Слышишь…-отозвалось эхо, и вплетаясь в его этот ответ, умножилось звонкое… – Слышу! Я тебя Слышу!..- и это эхо было с интонациями голоса Ануан, которая, в этот момент, уже стояла спиной к Александру, так что бы он не видел слез, что текли по ее щекам и губы ее шептали.- я тебя слышу и буду слышать, где бы ты не был…Как слышишь и ты свою любовь, потому что она в твоем сердце…         
- Я люблю тебя! Я люблю…тебя!!!- снова прокричал Александр, раскинув ввысь руки, словно хотел взлететь и объять душой и сердцем слова, что возвращались к нему…
- И я, люблю тебя! Слышишь…- снова отозвалась Ануан, в летящее над водой эхо.
- Слы-шу! Милая слышу…И пусть я не знаю, где ты…- уже просто говорил далее Александр - Но я знаю, что мы под одним солнцем и ты где-то ходишь по этой земле, как и я, встречая рассветы. И РАЗВЕ ЭТОГО МАЛО, СЕРДЦУ, КОТОРОЕ ЛЮБИТ!? Милая, я больше не тоскую о тебе, потому что нет больше обиды в сердце моем и в душе моей,  но печалюсь, потому что Люблю, и эта печаль моя светла, потому как я желаю тебе счастья, пусть не со мной, с другим. Ведь я люблю тебя, печаль моя. И мне все так же  тревожно в мыслях и в чувствах о тебе… 
-И ты моя печаль…милый - уже тихо прошептала Ануан, отдавая слова притихшему эху, в то время  лодка, на которой они стояли, медленно кружила на водной глади, унося их мимо двух берегов…



 Послесловие….Достаточно ли я написал тебе милая, чтобы рассказать о тебе, о нас, и о себе…чтобы ты узнала меня и откликнулась ... или ты желаешь услышать, о том, что я оставил вне строк повествования или о том, что было дальше…возможно на этом я закончу свое обращение  к тебе.  Но осталась в тени одна странная история о нас…и самого странного твоего письма без адреса. Странного потому как…но возможно я ошибаюсь и поэтому не стану объяснять почему…возможно я напишу об этом, возможно…
Еще  многое  есть, что тебе сказать и поведать, но возможно далее я ограничусь публикацией стихов, что были опубликованы в печати  и те что не опубликованы… и из них ты так же можешь узнать многое о себе и обо мне и в целом о времени в котором мы…