Ты умерла ранним утром, сразу после того, как выпал первый снег.
Ты даже не понимала, что умираешь. Когда я видела тебя живую последний раз, твой взгляд на мгновение сделался осмысленным и ты с отчаянием и неимоверным трудом прошептала:"Наташа...миленькая...дай я тебя поцелую...". Я наклонилась и прижалась губами к твоему лбу. Я держала в руках твои пальцы - хрупкие искривлённые косточки, обтянутые тонкой кожицей и немо смотрела, как жизнь уходит из твоих глаз.
Ты не ела пятнадцать дней - только пила, понемногу, и тебя сразу начинало рвать. Вызванный врач пожал плечами...старость...а может быть, онкология...прописал альмагель...
Когда я приехала с последнего дежурства и стала мыть тебя, мне в одну секунду стало плохо, потому что я увидела изменения и сразу всё поняла. Непосильный труд на фабрике с 14 лет, война, жуткие условия жизни - грыжа в паху была незаметна и особо не досаждала тебе. Но за те сутки, что я отсутствовала, она раздулась, стала плотной и изменила свой цвет на багрово-чёрный. Ущемление, непроходимость кишечника, и никто тебя не рискнёт брать на операционный стол, потому что тебе почти 86 лет, весишь ты 35 килограммов, у тебя порок сердца и ни один хирург не захочет связываться с тобой в данной ситуации. Заново вызванный врач лишь подтвердил эти мои слова, сказанные маме.
И мы начали ждать. После этого ты прожила трое суток. Тебя беспрестанно рвало жидким калом. Я, наглядевшаяся всякого в гнойной хирургии, безропотно вытирала тебя, переворачивала с боку на бок, меняла бельё и памперсы; бедная же моя мама от всего происходящего впала в какой-то шок и делала всё, как автомат. И постоянно плакала.
Когда ты умерла, тебя положили на пол. Я зашла в твою комнату, прикрыла дверь, опустилась на колени и стала совершать обряд обмывания. Крест-накрест, по всему телу, влажной тряпочкой...бедные твои ножки, изуродованные ревматизмом - в войну, проваливаясь по колено в ледяную воду под коркой снега ты возила на себе огромные брикеты торфа.
Когда немецкие войска подошли к Москве вас, девушек, мобилизовали рыть противотанковые рвы. Сначала рвали землю взрывчаткой а потом наступал черёд людей с лопатами. Спали вы вповалку в деревенском сарае на прелой соломе, ели гнилую картошку, от голода, холода и ужаса у тебя прекратились месячные.
Всю войну ты простояла у ткацкого станка. Ежедневная 12-часовая смена без выходных, хочется спать, голова клонится прямо в механизм...многие так теряли волосы на голове вместе с кожей. Хочется есть, постоянно хочется есть, а ты чистюля, ты идёшь и меняешь пайку хлеба на кусочек мыла, чтобы глубокой ночью, при свете сального ночника вымыться самой и выстирать единственную белую блузочку, сшитую своими руками.
Всю жизнь тебя окружали дети. У твоей матери было шесть человек детей и тебя, крошку, оставляли с тремя младенцами, когда взрослые уходили на фабрику. Первый раз ты попробовала сыр в гостях, когда тебе было 10 лет. В первый класс ты пошла босиком.
Ты родила своих двоих, они родили ещё, и всю вторую половину жизни ты была во внуках. Ты успевала работать, вести дом, хозяйство, огород, заниматься детьми, шить, вязать, консервировать...да всё ты умела, всё могла...
Я сама одела тебя, сама сделала заморозку формалином. Всё то время пока шла суета организации похорон, я не плакала. Я разрыдалась в церкви, когда оглушающе ударил молоток по гвоздям крышки гроба. Я вспомнила, как зайдя в тёмную комнату накануне, отчётливо услышала в воздухе запах твоих плюшек.
Больше не будет плюшек, не будет заботливо связанных носочков и варежек, не будет целой Вселенной, не будет Тебя...
Спи, Бабушка.