Часть III
***
…и только робкий взгляд со дна первооснов –
из створок бытия, улиточной одежды,
скользнёт по облакам. над чашами весов
оформится в мечту, но… обнулится – между
золою и огнём. лишь памяти глагол –
любить! тебя любить, как встарь, и не иначе,
спешит из сердца ввысь – в заоблачный подол,
туда, где вёсны все, несбыточные, плачут
капелью давних снов, в которых нам с тобой
дано с избытком встреч и нежности избытком.
с беспамятства, с нуля – безмолвною рабой
иду на голос твой. но холодно и зыбко.
***
колюч терновник, острые шипы –
табу для смертных или блажь природы?
безвинные свидетели волшбы,
скрепившей одиночества на годы?
я – не изольда, но… к тебе иду,
ты – не тристан, но голос полон страсти.
так птицы устремляются к гнезду,
когда один закон над ними властен –
экстаз. он предрекает долгий путь,
но, может быть, короткий, быстротечный.
в миг сладости – где праведная суть?
где снадобье, которым страсть залечат?
***
был светлым день. на вспаханное поле
из клюва птицы выпало зерно.
но ты молчал. ты – в лунном ореоле
искал всех бед злосчастное звено.
клинком трофейным – вёл по изголовью,
где след от нашей встречи не остыл,
хранитель твой с великою любовью
в который раз гасил безумный пыл…
но ветер бездны, чёрный и спесивый,
из тонких стрел неверия и лжи,
по капле – в кровь твою, несуетливо,
всегда вливал ночные миражи.
***
из сотен дорог, где могли бы мы встретиться снова,
из разных сюжетов – наивных, банальных и вечных,
ты выбрал ущелье, где меркнет от слабости слово,
где гаснут лампады и не загораются свечи.
я слышала крик твой, звенящий от злого бессилья,
свинцовые осы садились на плечи и темя …
и голос – другой, в вышине: "…и в далёкой севилье
ты будешь однажды …но вовсе не здесь и не с теми…".
а после – кружил хоровод умирающих вёсен.
сезонная пыль и туманы, дожди, снегопады.
одно неизменно – над тёмными пиками сосен
любовью светилась моя огневая лампада.