Садись, пиши! Она была в Париже.
А правды нет ни выше и ни ниже.
Атланты держат. Паровоз летит.
Всё остальное – на поля, за скобки –
Хранится в старой обувной коробке.
Не открывай – испортишь аппетит.
Так память однобока, фрагментарна.
Из непомерно длинного романа,
Которого оборвана строка,
Я помню голос, свет и запах кожи,
И нас с тобой на ангелов похожих
Дрожащих в отражении зеркал.
А всё, что кроме – враки, сплетни, склоки –
Оставь другим, не будь к себе жестоким.
Не изводи себя, не трать слова.
И ветхих снов податливую мякоть
Заставь себя – не то, чтобы запрятать –
Закрасить, зачехлить, заспиртовать.
Дожди, снега, мосты, огни, кометы –
Всё до строки написано и спето,
И ржавчиной изъедено до тла.
Всё остальное – никому не нужно.
Ты жив внутри, а мир живёт снаружи,
За стенкой из прозрачного стекла.