На остановке народу много,
все стоят и с нетерпением ждут -
вот-вот, по расписанию строго,
автобус на дачный маршрут подадут.
Вылез "Икарус" из ряда автомашин,
круто вывернув влево.
Под скрежет дверей и шуршание шин
всосалась толпа в автобуса чрево.
Первыми влетели в салон старушки,
на сиденьях раскинув задницы, разместились.
Впорхнули мужчины наиболее грубые,
за ними - женщины, девушки и девчушки,
вежливо образованные следом ввалились.
Последними вторглись самые мудрые.
Вполз и я, как всегда - в "хвосте",
занял плацдарм между жирными ж-ж... чрЕслами,
кое-как в предпоездочной суете
в пол упёрся изрядно побитыми стОпами.
Из всех своих лошадиных сил
автобус дёрнулся и поплыл,
а я,
по сторонам оглядевшись хмуро,
наблюдаю живую культу... нет,- натуру.
Кондукторша с физиономией лютой
(вылитый Цербер, только злей)
с дачников дань собирает валютой
в виде изнуленных русских рублей.
Гражданин очень пьяный в конце салона
дышит перегаром дешёвого лосьона
на девушку из приличной семьи
в пальто и с профилем домашней свиньи.
Выплёскивает нецензурной брани поток,
пытаясь связать слова в предложение,
трясётся, словно попал под ток
высокого напряжения.
Бабища неимоверно дородная,
возраста ещё вполне детородного
с тщедушным дедулькой сидит рядом,
сверлит испепеляющим взглядом
(наверно, считает его извращенцем и сексуальным маньЯком).
Как же, станешь маньЯком здесь!
Просто некуда дедушке сесть,
вот и сваливается на коленки
этой гигантской приспособленки.
Вздрагиваю, глядя на тело не хилое:
такая сама кого хошь изнасилует.
Непривыкшие к душному помещению
открыли форточки нечто вроде.
Запах несвежий пришёл с дуновением;
заёрзали люди, носы воротят,
в каждом из ищущих глаз - подозрение,
взгляды по лицам соседей бродят.
Описанный от носа и ниже младенец,
почувствовав спёртого воздуха смрад,
пищит у матери на колене,
и слышно в ответ: "Да, заткнёшься ты, гад?!!"
Чуть-чуть на цыпочки приподнимаюсь -
увидеть небо, сосны, полянки...
Тут же чья-то нога занимает
место, где пятки мои стояли.
Вот, наконец-то, посёлок дачный.
Женщины, что горняки в забОе,
к выходу пробивают дорогу,
не нужен и молоток отбойный.
Рейс, конечно, не самый удачный,
но жив остался, и слава богу.
Достаточно чувствовал себя отщепенцем
в вязком царстве болотной дремОты.
Причалив к будке, шестиколёсный Освенцим
выплюнул жаждущих бесплодной работы.
В родной стране - как в автобусе дачном:
толпа нелюдЕй, противно и мрачно,
угрюмо, убого и плохо пахнет,
от этого всё, что угодно, зачахнет.
Скорее на воздух, скорее - на волю,
подальше от этой свалки зловонной!
Отдайте поэту поэтову долю
изгнанием, каторгой, пулей, свободой.
26.09.1996г.