3 ноября 2008 года. За окном ночь и капель от подтаявшего на крышах снега.
Список читателей был все тем же...Что же или кого искал в этом списке Александр Рубэнс? Знакомое Имя!? Наивно было полагать...но все же, все же и Она могла однажды раскрыть, для себя его страницу, так из любопытства, случайно. Ведь не могло не быть то, что ее не привлекло бы его имя Александр и звучная фамилия Рубенс. А затем, и текст сопровождавший стихи. Впрочем, он еще и не помещал стихов, тех, самых ранних, что Она слышала от него. Но разве Она могла их помнить, если он и сам многие растерял и не помнил!? А из тех, что сохранились, сохранились в основном, как восстановленные обрывки, переписанные наскоро и не совсем разборчивым почерком...
Утро в призрачных валёрах,
Серебристого тумана.
Лишь причудливо в узорах,
Обозначились поляны.
Тундра пестрая окраской,
С крупной ягодою в росах,
Расписной ольховой сказкой,
Как бывает только в осень.
Я иду тропой... И дали,
Угадать пытаюсь взором,
Где в расплывчатых эмалях,
Как мираж возникли горы.
Солнце высветилось ало,
Разгораясь во всю силу,
Миг, другой и по увалам,
Осень в красках проступала.
Сочетанием контрастным
Дикой северной природы
Цвет брусники темно-красный
Вспыхнул в ягельных разводах...
Осень необычайное состояние природы севера...Но ведь это надо было не просто видеть, а увидеть и Александр видел, видел не просто смену погоды, и изменения в природном знакомом с детства ландшафте и не просто красоты очевидные всем. Это, его виденье было многосторонним, многополярным, объемным и широтным и глубинным, воспринимаемым во всеобъемлющей полноте мироощущения, где звуки рождали краски, а краски всевозможные формы, а формы воспринимались чувственно и осязаемо...и он с самого раннего детства знал осязаемую и ощущаемую плотность набегавшей на берег волны...и еще многое и многое другое, что нельзя почерпнуть из книг и это его недоступное для людей знание делало его свободным и порой так, что он в своих сокровенных полетах во сне и наяву...
Его время было иным и часто не совпадало с тем временем, что отсчитывают стрелки часов. И все-таки он был и просто мальчиком и ему было свойственно все что свойственно мальчишкам его возраста. И как все мальчишки он не мог не доставлять хлопот своим родителям, в своих играх и фантазиях, и своем общении со сверстниками. Но часто со сверстниками ему было скучно и неинтересно. И случалось так, что его теряли из виду, теряли вполне реально. И обеспокоенные родители или братья и сестры искали его и вдруг обнаруживали там где и не предполагали...например за два километра от поселка на песчаном речном лимане, где он "выстраивал город" или в палаточном городке геологов, где его обнаружили в одной из палаток, и только тогда, когда молодые парни и девушки вернулись в лагерь с полевых работ и долго в недоумении разглядывали спящего четырехлетнего мальчика с зеленым камешком в пухлой ладошке...или, к примеру, в морской лодке-сабунке, что болталась на волнах следуя на привязи за катером...и все это случалось с ним, потому что он в своем бытии был неотделим ото всего что называется проявлением жизни. Разве можно отделить ветер от воздушных масс или лучи от света?! И это его состояние было сном наяву...а может и наоборот его явь в океане протекающих сновидений...
И в этих сновидениях, если говорить о периодах, временах года... яркими и определяющими его, Александра течение времени, были весна и осень, время не как расцвет и увядание природы, а как особое время чувственного настроения, когда краски и звуки наиболее были неотделимы от природного состояния...образное видение и образное восприятие рождало и вызывало в Александре желание образного выражения воспринимаемого мира...
И в это раннее, гармоничное состояние его души, в этот период первого отображения реалий, запечатленных в словах на бумаге и в рисунках, произошло вторжение грубой, оскудевшей, если не сказать несколько примитивной по своему бытию взрослой жизни сторонних людей...
Было два часа дня, когда Александр вернулся из школы. Взбежав на крыльцо, а затем в распахнутые настежь двери, с тем восторгом, с каким он обычно вбегал, чтобы ткнутся в теплые материнские ладони и с ликованием сообщить нечто, что особенно его взволновало, ну хотя бы и сообщить о пятерке в тетрадке...он вдруг услышал голоса и смех... Голоса неприятные в интонациях, как и огрубленный гоготом смех. И это поразило его и, заставило остановиться, перед открытой дверью в комнату. Там, в глубине комнаты стояли взрослые, дядя и тетя...стояли с разложенными в беспорядке на полу листами из альбомов и тетрадок, и одну из тетрадок в косую линейку держала тетя и читала в слух с нарочитой театральной декламацией, читала и заливалась смехом, а рядом внимая чтению, гоготал дядя перелистывая альбом с рисунками.
Казалось мир померк в глазах Александра и он в следующий момент, отбросив сумку с книжками, влетел в комнату и с горьким отчаянием стал рвать свои тетрадки со стихами, со стихами, которые всегда, даже когда ей было некогда, выслушивала мать. Выслушивала с теплой улыбкой и в полном серьезе, при условии, если он желал того сам.
И вот теперь Александр рвал, то чем он доверительно делился со своей матерью, рвал и кромсал свои рисунки, и слезы текли по его щекам в его безмолвном детском плаче. А взрослые тетя и дядя с изумлением смотрели на него и еще некоторое время смеялись, пока в комнату не вбежала мать, вбежала и обхватив сотрясаемого в рыданиях Александра прижала к груди. И наверное, Александр долго бы еще не успокоился, как вдруг он интуитивно почувствовал, а затем и увидел глаза матери с навернувшимися слезами. Она смотрела на него, как бы с виноватой улыбкой и в сострадании к нему просила прощения, за то, что ее какое то время не было дома ... иначе бы эти сторонние люди, никогда бы не прикоснулись, ни к его рисункам, ни к его тетрадкам со стихами...
После этого случая Александр несколько замкнулся в себе. И редко, когда писал, что-либо в тетрадку или в альбом, предпочитая больше заниматься рисованием. Но прошла, стаяло остатками снега зима, наступила весна с белыми ночами и зорями, пришло и ушло лето и к началу осени с первыми тревожными перекличками птиц, так же встревожилось сердце мальчишеское сердце, словно в предчувствии чего более важного в его жизни...