Я живу в стране картона, пенопласта, целлофана,
целлулойда и бумаги, иногда папье-маше:
целлофановое небо, целлулойдовые горы,
пенопластовые люди, слойный пластик на душе.
Все покрыто лака слоем, разноцветным и блестящим,
душу слабую бодрящим, цветом сочным - не клише,
лишь машина из металла, что сюда меня примчала
и, извергнув, порычала и умчала налегке.
Пластик нас преображает, улучшает, облегчает,
кучу дел за нас решает и мешает ерунде,
той, что в нас еще осталась, с тех времен что жили вместе,
в натуральной, грязной, разной, и совсем другой стране.
Сами мы не виноваты, лишь последствия череваты,
странноваты, диковаты, коль дать волю ерунде.
Изведет она проворно все слои папье-картона,
что воняет тощнотворно и приторно так везде.
Потому нас полируют и шлифуют, лакируют
ежечасно, ежедневно, еженочно и во сне.
Я живу в стране картона, пенопласта, целлофана,
целлулойда и бумаги, иногда папье-маше:
целлофановое небо, целлулойдовые горы,
пенопластовые люди, слойный пластик на душе.