Бабка Поля с тоскою смотрела в окно: «Люди идут в магазин, счастли-и-вые! А у меня всего лишь мелочь в кармане осталась, пенсию получу еще только через неделю, а припасы уже на исходе, - горестно размышляла она, - хорошо молочко козье своё. Схожу-ка и я - хоть погуляю мимо магазина со своими козочками». На дверях магазина она прочла объявление: «Покупаем скот, машина будет в среду». Поля, оценивающим взглядом окинула своё хозяйство: «Козла Ваську не купят, он хоть и упитанный, но очень уж вонюч. Козляткам ещё подрасти надо, больно уж они еще тощи. А что, если Нюрку продать? Ей уж пять годков стукнуло, хорошая коза, и молока много дает, себе хватает и на продажу.
Вообще то жалко, кормилица как– никак. Но что поделаешь, раз деньги позарез нужны. А молодняк скоро Васька обгуляет, и доить их буду» - рассуждала она. Отмыв с мылом козу в речке до бела, расчесав её гребёнкой, Поля стала с нетерпением ждать скотовозку. Чувство неприятной тревоги, смешанное с надеждой обрести деньги, не покидало её.
За козу ей заплатили шестьсот рублей, таким торгом она осталась довольна. Нюрка, беленькая, пушистая стояла в кузове и тихонько жалобно блеяла, глядя вниз на свою хозяйку и на деток. Поля, улыбаясь ей и поглаживая козлят, приговаривала: «За деток не расстраивайся, Нюрочка, не обижу я их, сама знаешь».
В кузове было с десяток коз, примерно столько же овец и одна корова, все они вели себя беспокойно и кричали, как будто знали, что их повезут на бойню. Водитель убрал настил и закрыл борт. Грузовик медленно тронулся с места. Нюрка, свесив голову за край борта, закричала так громко, что у Поли от жалости защемило сердце. Она увидела, что по щекам козы текут крупные, с горошину, слезы. Бабка Поля, забыв о больных ногах, рванула вперёд.
Обогнав грузовик, она встала среди дороги, с поднятыми вверх руками. Водитель, притормозив и высунувшись из кабины, закричал на неё: «Ты что, старая ведьма, под колеса бросаешься, тебе что, жить надоело? Анна Каренина хренова нашлась! Чего тебе надо, или мало заплатил?!» Поля, опустившись на колени, протянула ему деньги: «Сыночек, миленький, прости, не могу я продать тебе свою козочку. Посмотри на неё, плачет ведь, как человек плачет, козлят ей, наверное, жалко. Отдай её мне назад. С тоски ведь умру, не прощу себе, что продала кормилицу, не знала, что обе так страдать будем. Не серчай уж на меня, дуру старую, и прости» - рыдая, умоляла она его. «Вот уж точно, дожила до старости, а ума не нажила. Свяжешься с такими…, и сам не рад будешь. И чего ты так, бабка, убиваешься, это же ведь не человек, а всего лишь скотина, Все люди как люди, давно уже разошлись по домам, торги обмывают, а ты чудная какая то» - возвращая Нюрку хозяйке, ворчал он. «Для меня, сынок, она скотина особая, потому что моя. Вот ты, милый, попробуй, вырасти ее с измальства, тогда и поймёшь меня. А хошь, я тебя Нюркиным молочком угощу, густое, жирное, не сравнить с коровьим. А какое оно, пользи-и-тельное, любые хвори лечит» - предложила она, пытаясь загладить свою вину. Шофёр, сморщившись, недовольно отмахнулся:
«Отстань, бабка, брезгую я. Козьего молока мне и даром не надо, говорят, оно козой пахнет». Бабка Поля не унималась - «Вот мне уже, миленький, девятый десяток пошёл, а видал, каким галопом я твоего коня обогнала, это козье молочко силы даёт».
Дрожащими от волнения руками, Баба Поля обняла за шею свою любимицу, прижавшись щекой к её морде, приговаривая - «Бедненькая ты моя Нюрушка, прости меня, я ведь чуть не согрешила против тебя. Пойдем скорей домой, я тебя вкусненьким накормлю. Ты мне и самой такая нужна, красавица ты моя, никому и никогда больше я тебя не отдам». Нюрка сначала стояла спокойно, как будто внимая словам хозяйки, а затем, высвободившись из её объятий, понеслась в припрыжку к дому, игриво взбрыкивая задними ногами, увлекая за собой своё семейство.
Сердце бабы Поли наполнилось радостью, тревога улетучилась. Она, смеясь, не чуя под собой ног, и тоже почти вприпрыжку побежала за своим стадом, не замечая удивлённых взглядов односельчан.