( по мотивам стихотворения У.Б.Йейтса.)
МЕФИСТОФЕЛЬ:
"О чём ты думаешь, приятель?"
В квартире свет не потушил,
и в треволнении души
взъерошил и власы, и платье.
Что ж ищешь ты на площадях,
на улицах и в переулках?
Какая странная прогулка!
Что ищешь бестолку бродя?
То смотришь вверх, то зыришь вниз,
то обзираешся пугливо,
то тьму разглядываешь, либо -
где ночи в клочья рвут огни?
Кого там встречить алчешь ты,
а может и боишься встретить?
Ты бродишь как бросаешь бредень -
столь перепутаны следы."
ФАУСТ:
" Я отыскать хочу себя.
Не в погружении зеркальным,
а новым - лёгким и хрустальным,
что свету явится слепя.
В нём буду я , но он иной,
мой антипод равновеликий,
но не с личиной - неким ликом,
доселе не свершённым мной.
Им изрекаемый глагол
наполнен столь высоким смыслом,
который для меня немыслим,
им - постигаемый легко.
Да, он есть я, но я не он,
и вот его ищу повсюду
в холодном городе лоскутном
в ночной хотьбе, во сне дневном."
МЕФИСТОФЕЛЬ:
" А для чего его искать?
Возможно поиск бесконечен.
Столь низок шанс случайной встречи.
Да и почти наверняка
скреститься взглядам и путям
в неисчерпаемом пространстве ...
Ты просто не имеешь шансов!
Так фиг ли бестолку бродя,
изнашиваешь башмаки,
лохматишь в бахрому штанины,
являя образец кретина.
А бороды седой клоки,
что ты жуёшь уставя взгляд
в иным невидимую точку!
И долго ли искать ты хочешь,
безумцев прочих веселя?"
ФАУСТ:
" А сколько надо - столько и!
Что книги и журналы наши?
Всё ж о себе, любимых, бяшем!
Ну ты ответь мне - доскольки
цель творчества - людская суть,
её конкретная банальность,
в почти немыслимых деталях,
чтоб либо выдавить слезу,
а то и злобно бичевать!
И всё - с талантом, чувством, пылом!
Своё описываем рыло -
каков, мол, Мы , ядрёна мать!
То нежно на себя глядим,
то гневно на себя взираем,
к себе любовью прогорая
дрочим, дрочим, дрочим, дрочим!"
МЕФИСТОФЕЛЬ:
"Тут ты скорее и не прав.
Уже накоплено примеров
как на путях Любови , Веры,
Надежды, Мудрости, поправ
столь ненависный нам банал
и скотскую свою природу
личину скинув , козью морду
отринув , человек узнал
в себе таинственную часть
космического пиращенья .
Вот Данте Алигьери гений,
пример из человечьих чад!
Горбатый профиль врезан в нас
как образ с плата Вероники!
Все строфы в глуши душ проникли!
Дичайше искренний рассказ..."
ФАУСТ:
" И хрен с ним, с Данте. Он один
хоть что-то понял. Дальше - хуже :
нагородили - тихий ужас.
Дай только волю : создадим
такого - что ты ! Боже-мой ,
плывём в блевотине остывшей.
Да так намолим и надышем,
что церковь кажется тюрьмой!
Мы только о себе, родных!
Анфас и профиль, снизу - сверху.
Проблеет что - а зрит как веху
в больной словесности страны.
И смрадный распирает рот
в реченьях о путях искусства.
Всё - с расстановкой, толком, чувстовом,
всё - с колыханием бород. "
МЕФИСТОФЕЛЬ:
" Ну что же , Фауст , в помощь - Бог!
Ищи - какие наши годы!
Авось и встретишь антипода.
А ты упёртый, что сапог.
Таким задумал Он тебя;
Он, но отнюдь не папа с мамой .
У них другие были планы
когда простуженно хрипя
кровать под ними в полночь выла.
Нет, не предвидели они,
что ради этакой фигни....
Вот ржачки в глубине могилы!
Ты шизик, Фауст. Как же ты
с шизой в башке живёшь на свете?
Ищи ж, да пусть не будет тщетен
твой поиск средь иной тщеты!"
ФАУСТ:
" Да будет так!!"