Эдуард Русаков: "У нас пишущих больше, чем читающих"
(Олеся Паршина, "Красноярский комсомолец", 08.10.2008)
"Писатель должен делать свое дело, как маньяк, как наркоман, как сумасшедший"
Прозаик Эдуард Русаков известен далеко за пределами Красноярска. Рассказы и повести Русакова переводились на разные языки мира, издавались в Германии, Франции, Японии, Венгрии. Мы встретились с заместителем редактора журнала "День и ночь", чтобы поговорить о литературе и понять, как можно стать абсолютно счастливым.
О насущном
- Эдуард Иванович, каково живется современному писателю?
- Прежде чем отвечать на этот вопрос, давайте сразу договоримся, что мы ведем речь именно о писателях. Не о любителях, графоманах, начинающих литераторах. И не об известных актерах, телеведущих, то есть людях, которые стали знамениты благодаря другой профессии (их книги продаются, как горячие пирожки). А именно о писателях. Так вот, среди писателей очень немного людей, которые могут жить на литературные заработки. Это удачливые люди, производящие массовую продукцию, литературную "попсу". Я говорю слово "попса" без малейшего уничижения. Я даже могу позавидовать таким людям, ведь не все же умеют писать детективы, дамские романы, сентиментальные истории... Но в основном прозаики (мы говорим только о достойных) работают в других жанрах, и они не могут приспособиться к требованиям рынка.
- Раньше было лучше?
- В моей жизни был период, когда казалось, что я могу заниматься только литературной работой. Это было в начале 80-х годов. Тогда вышли подряд две мои книги и везде начали появляться мои публикации. В ту пору можно было хорошо жить, занимаясь литературой. В советское время государство было заинтересовано в писателях. Конечно, оно сжимало нас в объятиях, и некоторые в этих объятьях задыхались насмерть... Но уж если власть поворачивалась к тебе лицом, она тебя ласкала и лелеяла. Тогда на гонорар можно было жить два года. Сейчас если тебе что-то и заплатят за книгу, что бывает редко, то этих денег не хватит даже друзей в ресторан сводить. Писатели на это реагируют по-разному, некоторые даже впадают в истерику, позиционируют себя как оскорбленных, униженных, недооцененных.
- А вас не обижает такое отношение?
- А что обижаться-то? Сейчас ты никому ничего не должен, и тебе никто ничем не обязан. Другая страна, другие условия. Если ты оказался в джунглях, если вокруг бегают дикие звери, какие протесты могут быть? (Смеется.) Вооружайся или заберись на высокую пальму, чтобы тебя не достали. А если хочешь чувствовать себя абсолютно свободным, вырой землянку и пиши там свои нетленные произведения!
- А если серьезно, как жить-то?
- Писатель должен просто делать свое дело, как маньяк, как наркоман, как сумасшедший. А со временем все само собой образуется. Поэт любит писать стихи - пусть он пишет стихи. Такие, какие хочет, не учитывая вкусы толпы, не угождая критикам, не подстраиваясь под госзаказ, не ориентируясь на гранты. Хотя, конечно, хорошо, что сейчас появились гранты. Но тут надо как? Много всего написал, а потом уже посмотрел - а нет ли чего, что подойдет под какой-то грант? И потом - ничего ведь трагичного нет в том, что многие писатели не могут заработать себе на кусок хлеба литературой. Пусть зарабатывают другим - чистят сапоги, моют по вечерам в офисе полы, занимаются журналистикой. В школах, вузах бывает какая-то окололитературная деятельность. Можно в детский садик воспитателем пойти - по-моему, замечательная работа.
Об издателях
- Но проблема ведь не только в том, что творческая деятельность не приносит прибыли. Писатель элементарно не может донести свое произведение до масс. Как о нем узнают?
- Во многих странах есть продвинутые издательства, имеющие свою стратегию. Там литературные агенты сами ищут писателей. В России таких издательств очень мало: они есть в Москве, Питере, Екатеринбурге, Иркутске. В Красноярске нет ни одного, хотя город очень большой. Вообще издательств у нас много (я знаю только шесть, а их, наверное, двадцать или тридцать), но там плати - и тебя напечатают.
- Получается, если я написала книгу и хочу, чтобы ее напечатали, мне нужно идти в издательство, где выполнят "любой каприз за ваши деньги". А если у меня нет денег - нет шансов быть опубликованным?
- Сейчас все поэты в Красноярске без проблем издаются. В основном это небогатые люди. Издать книжку небольшим тиражом вполне реально. Любой наскребет несколько тысяч рублей. А зачем печататься большим тиражом? У нас пишущих сейчас больше, чем читающих.
- Однако это не мешает некоторым людям выпускать все новые и новые сборники...
- Некоторые наши издатели (не буду называть фамилий) преследуют только одну цель - заработать. Они предлагают всем желающим внести определенную сумму денег и разместить свои произведения в книге. Проблема заключается в том, что сборники эти носят такие громкие названия, как "Лучшая поэзия Красноярья" или "Антология лучшего стихотворения двадцатого века". Когда человек берет в руки такую книгу, он настраивается на то, что там самое лучшее. А на самом деле в нее включено только то, за что заплатили. Получается, что читателей обманывают.
О бездарности
- Если бы я не была хорошо знакома с поэзией, то после прочтения красноярских авторов наверняка пришла бы к мнению, что не люблю стихи.
- А зачем читать то, что выпущено в Красноярске? Девяносто процентов доморощенных поэтов - это любители и дилетанты. Очень милые, добрые, симпатичные люди, но зачем же их всех читать? Это же вредно для здоровья! (Смеется.) Если вы потратите хотя бы неделю своей жизни на прочтение всех красноярских поэтов, вам лечиться придется. Как, знаете, при интоксикации капельницу назначают, чтобы очистить организм... Литературные журналы надо читать! "Новый мир", "Знамя", "Дружба народов" все-таки держат марку. Там стараются печатать самое лучшее, интересное, оригинальное. Многие писатели эти журналы ругают, но это оттого, что их там не печатают. Меня тоже не во всех журналах печатают, но я понимаю, что в Москве намного больше авторов - не перепрыгнешь через их головы. В любом случае коллективные "братские могилы", которые постоянно у нас издаются, с журналами не сравнить. Хороших поэтов не может быть много. В Красноярске их можно пересчитать по пальцам. Я рад, что почти все они мои друзья.
- Но почему сегодня каждый, кто может срифмовать два слова, сразу мнит себя выдающимся поэтом?
- Так было всегда. Но в советское время издаться было невозможно. Тогда даже пишущие машинки состояли на учете в КГБ. Ко всему написанному относились очень внимательно. Сейчас общий уровень культуры оставляет желать лучшего. Издатели, спонсоры, чиновники не разбираются в искусстве. И это касается не только литературы. Некоторые хорошие художники уезжают в другие города - Иркутск, Новосибирск. У нас ведь как? Меценат может за раму заплатить в десять раз больше, чем за саму картину: он видит, что рама - это виртуозная работа, а картина - ну что-то там нарисовано. И так будет еще долго.
- Если говорить о графоманах, зачем они вообще берутся за писанину? Денег это, как выяснилось, не приносит. Модно, что ли, быть писателем?
- Душа просит, поэтому и пишут. Вы вот влюбились в кого-то, вам же хочется встретиться, обняться. А тут хочется написать стихи. А раз написал, хочется, чтобы их напечатали, чтобы тебя признали. Приносит мне графоман что-то почитать - он ведь ждет, надеется, что я его похвалю... Все хотят, чтобы их любили.
О перспективах
- В советские времена была жесткая цензура. После того как появилась так называемая свобода слова, многие ждали наступления "золотого века". Все препятствия одним махом исчезли, можно было писать все, что хочешь. Но чуда не произошло - никакой гениальной литературы не появилось.
- А может быть, мы с вами что-то просмотрели. Часто бывает, что проходит время и мы спохватываемся: ой-ей-ей, как же мы не обратили внимания! Хотя во многом вы и правы. Здесь причины две. Во-первых, гениальные вещи вообще рождаются редко. Не надо спешить - может, сейчас как раз пишется что-то гениальное. А во-вторых, само наличие цензуры, ее преодоление, необходимость борьбы с системой придавали произведениям особый эмоциональный напор, эстетическую окраску. Цензурные преграды способствовали выработке у писателей своего универсального языка. Так, казалось бы, трудная жизнь провоцировала появление ярких и оригинальных произведений. Тем не менее я уверен, что и сейчас такие произведения пишутся.
- На ком, на ваш взгляд, держится сегодняшняя литература?
- Есть интересные поэты. Вера Павлова - яркая, откровенная, абсолютно искренняя поэтесса, выплескивающая все свое женское нутро. Андрей Родионов - немножко брутальный московский поэт, воспевающий городские окраины. Я умышленно называю менее известные имена, чтобы не было впечатления, что все уплыло в прошлое. Есть талантливые люди, рождаются, живут. Замечательные прозаики Захар Прилепин, Сергей Шаргунов. В Красноярске есть интересные люди - поэт Антон Нечаев, писатель Анатолий Еланский, в крае - Михаил Тарковский. На юге края жил Роман Сенчин, сейчас он переехал в Москву. Тот, кто интересуется литературой, знает эти имена. А кто не знает - рекомендую почитать.
О журнале
- Эдуард Иванович, вы являетесь членом редколлегии журнала "День и ночь". Каким образом определяете, достойно ли произведение того, чтобы быть напечатанным?
- Я доверяю своему вкусу. Объяснить это невозможно, но с первой страницы я понимаю, что передо мной - хорошая проза или халтура. Это, конечно, субъективно, но в журнале мы стараемся соблюдать определенный вкусовой уровень. Даем возможность печататься не всем нашим землякам, а только самым лучшим. Даже можем потеснить своих и напечатать рукописи авторов из Москвы, Владивостока, Израиля, русского зарубежья. Хотя стараемся, чтобы все-таки чувствовалось, что журнал сделан в Сибири.
- Я читала ваш журнал. И могу сказать, что некоторые произведения, там напечатанные, далеки от идеала.
- Да там вообще нет идеальных. Иногда попадаются и слабые. Но ведь здесь главное - установка, то, с какими мыслями мы подходим к делу. А изначально мы нацелены на то, чтобы выпускать серьезную литературу, а не развлекательное чтиво.
- Должно быть, вы очень часто сталкиваетесь с тем, что приносят явную чушь. Приходится отказывать. Не сложно ли?
- Помогает моя первая профессия, врача-психиатра. Что-то говорю, всегда можно найти нужную формулировку (не буду раскрывать все свои секреты). Но хочу сказать, что не надо спешить с оценками. Сегодня человек кажется графоманом, а завтра - кто его знает... Вот Хлебников ходил с подушкой, набитой своими гениальными стихами. При беглом знакомстве с ним тоже можно было подумать, что он шизик, а он был очень органичным человеком.
- Бывает, читаешь местных авторов и понимаешь: все вроде красиво, грамотно, все эпитеты на месте, но не трогает совершенно. Создается впечатление, что человек просто решил написать красивое стихотворение, рассказ. И написал.
- Возможно, это издержки профессионализма. Знаете, человек с многолетним писательским опытом иногда пишет по инерции, по привычке, без особого вдохновения. Тоскливо же ничего не делать, а душа-то уже вялая, нет того молодого задора. Какая-то дряблость с возрастом появляется. Я с вами согласен, что это беда современной поэзии. Многие имеют высокую филологическую культуру, виртуозно владеют техникой, разной стилистикой, всепроникающей иронией. А читаешь - и все равно холодно, не цепляет, душа не откликается. Потому что стихи должны рождаться от какого-то переживания. А зачем иначе писать? Только потому, что ты поэт по профессии? "Зовут меня Цветик, вам от меня большой приветик"? (Улыбается.) Нет, правда, зачем без нужды-то? Литература должна рождаться сама собой, как ребенок, а не как конструктор, купленный в детском мире. Но среди современных авторов есть по-настоящему талантливые поэты. Гениальный поэт жил в Екатеринбурге - Борис Рыжий. К сожалению, несколько лет назад он покончил с собой. Ему было двадцать семь, когда он ушел из жизни. И совершенно не понятно, почему он наложил на себя руки - стихи печатались, книги выходили, премии давались, за рубежом переводили его стихи. В юности он был чемпионом среди боксеров. Казалось бы, все его любили, все ему удавалось, но что-то же его грызло, мучило, терзало. Вот как раз задача прозаика - понять, почему человек может страдать при внешнем благополучии. В этом смысле журналистика очень далека от литературы. В материале мы пишем, что бабушка не может прожить на пенсию, поэтому ей плохо. В жизни, в литературе все намного глубже.
О творчестве
- Эдуард Иванович, вы общались с Астафьевым, дружили с Романом Солнцевым. Эти люди как-то влияли на ваше творческое развитие или дружба дружбой, но каждый шел своим путем?
- Я с огромным уважением относился к Виктору Петровичу Астафьеву, но проза его далека от того, к чему я стремился. Скажем так - это писатель не моего круга. Я совершенно другой. Не случайно он признавался, что не любил Чехова. Тогда как я считаю Чехова своим литературным учителем по части письма, утонченным, изысканным, совершенно непревзойденным рассказчиком. Астафьев же обожал Гоголя, как художника, как волшебника слова. Мне Гоголь интересен, но не настолько, его волшебство кажется мне чрезмерным. Роман Солнцев был моим старшим товарищем. Мы работали над совместными проектами, такими как журнал "День и ночь", участвовали в литературных мероприятиях, у нас было много общих друзей. Но наша дружба никак не отражалось на литературной работе. Я вообще не могу сказать, что кто-то из современных писателей оказал на меня влияние. Я бы назвал художника Андрея Поздеева. Хотя у нас с ним разные языки - живописный и словесный, он повлиял своей жизнью, манерой поведения, отношением к искусству. Занимаешься делом - и занимайся. Остальное - шелуха. Надо стараться упрощать, а не усложнять, ведь все очень просто. Как только человек начинает разводить какую-то диалектику (потому что, во-первых, во-вторых) - это верный признак лукавства, вранья, игры в прятки с собственной совестью. Когда я предлагал Андрею куда-то сходить, с кем-то встретиться, он просто отвечал: "Мне это не надо". Может быть, где-то выражался и неуклюже: "Нет-нет, это не мое". Зато всегда чувствовалась его искренность.
- Откуда берете сюжеты для своих рассказов, повестей?
- Все взято из жизни, перетасовано, перемонтировано. Есть истории придуманные, кем-то рассказанные и переделанные, вычитанные из новостийной заметки. Но темы, впечатления, фактура - все из реальности. Мне бы хотелось, например, написать про разведчика, про шпиона, но я не берусь, потому что не знаком с этим. А вот про врачей я могу написать, потому что сам пятнадцать лет проработал врачом-психиатром. Вообще, думаю, писатель и психиатр - это смежные специальности. Когда я работал, у меня на столе в кабинете лежали черновики рассказов. Я очень легко переходил от истории болезни к продолжению рассказа. А еще писателю очень важно иметь хороший слух. Чтобы подслушивать чужие разговоры. Надо забывать о законах морали. Хороший писатель обязательно должен уметь подслушивать и подглядывать. Можно и украсть. Чужую историю.
- Через ваши рассказы и повести красной нитью проходят две темы - любви и смерти. С чем это связано?
- Это одни из главных тем вообще жизни, не только литературы. Конечно, человеку не хочется просто так барахтаться, хочется найти какой-то смысл. Не спрашивайте меня, в чем он. Может, его и нет, я не знаю... Но сейчас я пойду в детский сад, за внучкой. И когда я ее увижу, она бросится мне на шею и обнимет своими маленькими ручками. В этот момент я буду абсолютно счастлив...