ПЕСНЯ ЛЮБВИ ДЖ. АЛЬФРЕДА ПРУФРОКА
*Если бы только я знал, что увижу того,
Кто отсюда вернулся бы в мир человеческий,
Тогда бы сейчас не зажёг бы средь ночи огня!
Но все дороги отсюда надёжно закрыты
И думать иначе считалось бы полным безумьем,
Поэтому я не боюсь отвечать на вопросы «Зачем» и «Когда».
Д. Алигьери «Ад» XXVII, 61-66*
Итак, пойдём.
Пойдём вдвоём
В мёртвый час.
Когда вечер повсюду - непрошенный гость,
Ошарашенный зябким наркозом тумана,
Пьяный лежит под столом самой грязной харчевни.
Пойдём же
Чрез пустынные улицы,
Чрез трусливые ночи,
Что ползут в бормотаньях,
На плаху, что служит панелью.
Пойдём же.
Сквозь сжавшихся вместе протухших влюблённых,
Сквозь банки консервные гадких дешёвых закусок.
Пойдём.
Имеющий злые намеренья город
Пусть нам покажет,
Что каждый из нас ещё молод.
И укажет нам путь,
Он покажет нам путь наипрямейший
К убийственнейшему из вопросов.
И не спрашивай: «В чём дело?»
Пойдём же,
Время визита настало.
В клетушках - дамы; сучья их свора
Тащится от разговоров о Микеланджело.
Грязно-жёлтый туман трёт маститую спину
О немытые стёкла зловонных вокзалов.
Он влажную морду всё тычет в стекло
И липким своим языком
Проникает в квартиры ночлежек.
Он цепко хватает пруды и отвратные лужи
И жмётся к ним сладко,
И тянется к трубам всё выше.
Сажей печной себе перемазал бока,
Проскользнул по балкону,
Упал на кусты и…
Узревши, что в окнах октябрьских - ночь,
Всё собрал со стола,
И прогнав электричество взглядом,
Кольцом вокруг дома вскружился
И залёг, наглотавшись снотворного улиц,
В сон цветной и кошмарно глубокий.
Воистину, придёт время
И для тумана, что вдоль улиц сердито,
Клубясь, желтистым боком трёт подъезды.
Будет время,
Будет время,
Будет ещё время
Для горьких потерь и для поиска смыслов.
О, ещё есть время.
Настанет час для ремёсел,
Для рая свободы слова,
Для доброхотов наивных.
Для мудрецов от сохи, для мудрецов от газет.
Будет ещё время для рук, что хватают цепко.
Вопрос, тот самый убийственный вопрос,
И - ребром его, как несносную чью-то улыбку.
Для меня и для Вас настанет время, я знаю,
Для сотен вопросов без возможности их решения,
Для сотен видений в газетах, да что там.
Как ни странно, из них не сбылось ни одно.
Настанет время
Ещё раньше, чем круто заварят здесь чай.
В клетушках - дамы; сучья их свора
Тащится от разговоров о Микеланджело.
Воистину, придёт время,
Чтобы спросить: - Осмелюсь ли я?
- Да, осмелюсь ли я?
Чтобы двинуться ступеньками вниз,
По которым взбирался наверх
Так мучительно и тяжело.
Чтобы какие-то там ничтожества
Между собою шептали:
«Боже, как рано он седеет!
У него такая дешёвая одежда,
нелепые брюки».
(Галстук к тому же натёр мне шею.)
И добавят:
«Какие он толстые руки и ноги имеет!»
Итак.
Осмелюсь ли я
Побеспокоить что-нибудь в этом мире?
Поверьте, буквально сейчас, через миг
Настанет время, тот праведный час,
Для решений и одновременно для их отмены.
Я знаю наперёд, что они скажут.
Перекормленный газетами, гостиными,
Свою жизнь я измерял лязгами фортепианными.
О, я познал их пение, что свободно замирает
В затхлости комнат, сквозь клавишу безнадёжности.
Да, но как же я посмею?
Ведь я эти глаза знаю, я их хорошо знаю -
Эти глаза, что тебя доведут до реминисценций?
А сформулированный в виде жука на булавке,
Приколотый за стеклом,
За которым и двигаться-то нет возможности,
Как же я смогу
Огарком жизни поделиться?
- И как же я посмею?
----------------------------------------------
О, эти руки.
Как я их хорошо знаю
Оголённые, белые - словно снег.
Что ещё может сделать
Зверский запах парфюмерий
В моей немыслимой тоске,
Растерянности, что граничит с грустью?
Рука то над столом воспрянет,
То вдруг безвольно плетью упадёт…
Да как же я посмею?
Да как же я отважусь?
----------------------------------------------
Город зловеще-отчуждённый в сумерках моего Я
Мне доверил дымки одиноких сигар,
Торчащих в зубах высовывающихся из окон мужчин.
Так шёл я разнообразной походкой
И мне захотелось стать парою грубых клешней
И спокойно себе копошиться на дне безмолвном
В книжных глубинах спокойных морей.
----------------------------------------------
Тем временем, изнеженный тонкими пальцами ветер,
Мирно себе засыпает, разложив своё жирное тело…
Спит… или может всё ж притворяется,
Разлегшись массивно меж тобою и мной.
Отважусь ли я?
Разорву ли по швам из пластинок, томов
И мусорных вёдер своё одиночество?
Эту тишину разорву ли зловещую?
Хоть и рыдала и клялась, и каялась вся моя душа,
Хоть часто я видел в зеркале мерзком
свою седеющую голову,
Понял я - однажды блеснув, -
Угаснет мой звёздный час.
Лакей, подленько смеясь, пальто мне подаёт.
Короче, я боялся.
А между тем - стоит ли в конце концов
Ради всех этих чаепитий, нелепых бесед
И жалких, бесцельно потраченных минут и часов,
А также снобизма вежливых разговоров -
Или, в конце концов, и действительно стоит,
Право на выступление урвав,
Ставить на карту всё вокруг -
Весь этот мир без границ
Скомкать, скомкать всё и свести
К убийственному вопросу,
Изрекши: «Лазарь я, воскрес из мёртвых.
Сказал всю правду и оттого ожил!»
Чтобы эта правда могла лишь
Лениво руку опереть на кресло
И вымолвить:
«Ах, это какой-то кошмар,
Совсем не то.
Нет, это лишнее в конце концов».
А между тем, стоит ли, в конце концов,
Или, наконец, и на самом деле стоит.
Твердить о всех прошедших вечерах,
О ночи, песне, влажных тротуарах?
А сладость французских духов, а стихи вслух,
А руки, тонкие белые руки, а фортепиано?
А ещё и то, о чём говорить рано!
И нервов комок, словно пронизан ты светом.
Итак, стоит ли, взвесь.
Если, поправ одеяния,
Она отвернётся спокойно к окну
И скажет: «Ах, это какой-то кошмар.
Совсем не то.
Нет, это лишнее в конце концов!»
Нет! Я не Гамлет, я отродясь им не был.
Всего лишь принца я придворный.
И если вы только скажете мне,
Я тут же всё и сделаю как просите.
Оживлю действие или сцене дам развязку,
Что-то подскажу, читал я много что-то знаю.
И вы от этого только выиграете.
И будет сразу видно:
Весом, энергичен, не скучен,
Старателен, философичен.
Туповатый слегка, ведь правду не скроешь,
Иногда не к месту смехотворен,
А иногда и шут гороховый.
Я старею, … Я старею, … И стану
Старикашкой в мятых, дешёвых брюках.
Осмелюсь ли я?..
Или выкрашу тщательно седые волосы?
Или осмелюсь пригласить на танец
И продолжить потом под ночное купанье?
Или белые напялив брюки,
По берегу для дела прогуляться?
Целовать утопленниц для проку?
Там, где наяды изливают в пенье душу?
Их пенье - наверное, не для меня.
Перевод Владимира Войтинского