Среди восторгов близится одна
из дюжины бретонских, кружевных
уже не чаек, чуть ли не салфеток.
В неё бы дописать и после скомкать,
(где, как не здесь) заканчивая с этим
своим, нелепым мельтешеньем в свете.
Великая счастливая Слеза
по мановенью исторгает слезы
из добредающих. Из всяк сюда ходящих.
Точней, из всяк туда-сюда ходящих.
Как мастер мелодрамоэпизода,
когда не по любви, то и силком;
киношным взрывом фабрики swarovski,
где наш герой геройствовал геройски.
Но это кульминации. Восторги.
А в камерах вневременного плана
стада песка кочуют по песку
под неусыпным взором патриархов,
которых нарекает их господь
на языке, продолженном как ветер –
Аврааам, Аврааааам.
Наречь – нарек, но каково губам,
их трещинам, сырым и вертикальным,
по месту извлеченья мандрагоры,
которая и руганью цеплялась,
и пением. А всё не помогло.
В одном из ртов. Точней, его углов.
Сплошные отвлечения от темы
сродни нам – здесь. И маются, как мы.
Как алфавит, застигнутый у моря
за поисками знаков препинанья
читателем. Ему же недосуг
ни силиться, и ни пенять – писцу.