Мария Ивановна умирала. Еще вчера можно было заметить во дворе ее суетящуюся фигурку, а сегодня, вытянувшаяся и от этого казавшаяся стройной, как в молодости, лежала она на широкой кровати и смотрела мутными, выцветшими глазами на Ивана Ивановича.
– Вот и все, Иваша, – чуть слышно прошептали ее губы, – обними в последний разочек.
Иван Иванович, еще не веря в возможную близость конца, трясущимися руками осторожно приподнял ее, за одну ночь полегчавшую, прижался к ней колючей щекой, по которой, тускло блестя, прочертила след из красноватых стариковских глаз одинокая слезинка.
– Будет тебе, Марьюшка, отлежишься, чай, – и тихо, как будто боясь напугать ее своим надтреснутым голосом, спросил: – Легче тебе?
Веки старушки дернулись, губы зашевелились. Старик, улавливая шепот, приник ближе.
– Легче, – разобрал он, – нас молодыми увидела… Тот весенний день, как первый цветок.
Мария Ивановна как бы вглядывалась помутневшими глазами в неведомые глубины, отыскивая в тенях прошлого светлые мгновения, объединяющие обоих.
– Детей вырастили, да все у них хорошо. Все слава Богу… Да что говорить-то, пожила, до хорошей жизни дожила.
– Вот и поживи еще, – вливая в эти слова свою стариковскую боль и любовь, бормотал Иван Иванович, – а там вместе и уйдем.
– Нет, Иваша, отжила я свое… – и, как будто вспомнив о чем-то важном, встрепенулась, – ты вина к поминкам из погреба достань. Да сам, старый, много-то не пей!
Голос сделался глуше и тише. Дыхание стало прерывистым и уходящим. Жизнь угасла. Стало слышно, как в окно стучит мелкий дождь да тоскливо воют озябшие провода…
«Единственный раз обманула ты меня, Марьюшка…», – прошелестело в мозгу Ивана Ивановича.
К утру с ним сделалось плохо. А к вечеру, когда его уже не стало, приехали вызванные телеграммой дети…
******************************************
Захолустье погоста…
Здесь и тихо и просто.
От дороги направо,
Где не скошены травы,
Под крестом, обелиском,
Два холма, самых близких.
Мать с отцом, бабка с дедом
Здесь лежат, жизнь изведав.
Ветерок дремлет в ветках…
Жаль, бываю здесь редко.
Всё – дороги другие…
Вы простите, родные.
Я могилы поправлю,
Угощенье поставлю,
И, пройдя за ограду,
На скамейку присяду.
Стынет шалая память:
Вот и встретился с вами.
На рябине уж гроздья…
Все мы здесь – только гости.
Тут и мне места хватит...
«Не гляди хмуро, батя,
Не суди, мама, строго,
Все мы ходим под Богом».
Захолустье погоста…
Здесь и тихо и просто.
====================
Фото автора