«Здравствуйте, уважаемый Александр Григорьевич! Я плохо вижу, на одном глазу надо операцию делать, а денег нет, а я уже не хочу терпеть мучения, когда уже стою у края могилы — мне 75 лет. Вижу в очках одним глазом +5 — и слава Богу! Но я взяла лупу и увидела Вас, я Вас увидела! По возрасту Вы мне в сыновья годитесь.
Я читаю Вашу книгу, она добрая, хорошая, есть чему поучиться, ведь человек всю жизнь учится. На многие вещи стала смотреть совсем другими глазами. Благодарю Вас, Вы помогаете мне дожить век, Вы мне как родной.
А вот мой сын живет в Москве, хоть бы одно письмецо прислал, доброе слово сказал бы. Нет, видно, не дождусь. Обидно. Но он мне сын, я молюсь за него, чтобы Господь вразумил его. Он, Володя, на два года моложе Вас, а какая разница между Вами — Ваше отношение к маме и моего сына ко мне!
Простите за то, что отнимаю Ваше время, не хочу обременять Вас своими скорбями, у Вас и своих забот хватает. Если можно, пришлите мне книгу «Новые чудеса Святителя Николая», а если нет, Вы и так мне доброго много сделали. Меренкова Евдокия Ивановна, Саратовская область». Такое письмо…
Отвечаю: «Мне стыдно перед Вами, Евдокия Ивановна, что Вы считаете меня хорошим сыном. Это теперь, когда нет мамы, чувство неизгладимой вины грызет и грызет душу, не давая покоя. Сколько бед и переживаний я доставил ей при жизни! Но мама всегда прощала меня, и сейчас, там, знаю, простила, — но я пока не могу простить себе многое.
… В одном из писем по поводу ухода моей мамы иеромонах Роман(Матюшин) заключает: «И вы почувствовали, родители — это ограда от Вечности. С их уходом ограда исчезает, и мы уже становимся пред Вечностью лицом к лицу. И нужно ли говорить — помни последняя своя тому, кто стоит у последней черты? Как это стояние отрезвляет!»
Володя из Москвы, напиши маме, напиши, ну хоть две строчки: «Жив, мама, как твое здоровье?» Ты даже не представляешь, как этот пустяк перевернет ее стариковскую жизнь. Адрес-то прежний, не забыл?..
Простите и Вы меня, Евдокия Ивановна, нет у нас уже этой книжки; послылаю только две иконки — Свт.Николая и Пюхтицкой Божией Матери — Вам на память. Кланяюсь Вам низко, Александр Раков».
ОЖИДАНИЕ
Скоро сто уже старухе, вот какие, брат, дела.
И, как полюшко зимою, голова ее бела.
Слышит плохо, видит слабо, тихо сядет у окна,
Начинает с сыновьями разговаривать она:
«Сашка, где тебя носило? Экий вымахал пострел.
Все гуляешь, за дровами снова съездить не успел…
Борька, бес глазастый, где ты? Хоть умри, простыл и след.
Вон корова отвязалась, а тебя все нет и нет…
Колька! Все, поди, читает… Прямо стыдно от людей,
Книжки книжками, а косу ты к утру себе отбей…»
Что-то силится старуха разглядеть в своем окне.
Все три сына, три героя там остались — на войне.
А в окошко лист валится, плавно катится луна.
Скоро сто уже старухе, позабыла все она,
Все на свете позабыла, все на свете — до конца,
Лишь остались в бедном сердце три возлюбленных лица.
Все идут к ней русским полем сквозь туманное жнивье
Три ее родимых сына, три кровиночки ее…
Николай Рачков, СПб
«…КОГДА МОНАХ ПЛАЧЕТ»
На Крещение Господне исполнилось 35 лет игуменского служения м.Варвары — настоятельницы Пюхтицкого Свято-Успенского женского монастыря в Эстонии. На Светлой Седмице редактору Александру РАКОВУ посчастливилось задать матушке несколько вопросов.
— Матушка, игуменское служение скрыто от посторонних глаз. Расскажите, пожалуйста, о вашем пути, обязанностях игумении.
— В монастыре я живу уже больше полувека, а поступила в 1952 году. Это было очень тяжелое послевоенное время, и сюда шли как на подвиг. Не было ни машин, ни тракторов, делать все приходилось своими руками, а питание было очень скудное. Но мы не жаловались. Я сразу же подружилась с сестрой Георгией, с которой мы 40 лет прожили в этом монастыре. Сейчас она игуменствует в Иерусалиме. Нас вместе поставили в одну чреду петь, и на всех других послушаниях мы были вместе.
В 1958 году меня постригли в мантию. А уже в 1968 году Святейший Патриарх Алексий I (Симанский) назначил меня настоятельницей. Я была не подготовленной к этому, никогда не было даже мыслей, что такое возможно и на меня будет возложено столь ответственное и тяжелое послушание, сами понимаете, — женский монастырь, расшатанное хозяйство. Но у нас был, слава Богу, очень сильный покровитель, нынешний Патриарх Алексий II, а в 1961 году его назначили нашим епископом. В Пюхтицу он приезжал еще ребенком, со своими родителями, наблюдал, как сестры работают: косят траву, жнут, сеют, картофель сажают, дрова, воду на себе носят…
Тогда электричества, водопровода, отопления центрального еще не было. И вот, став епископом, он сказал: «Матушка, надо приниматься за ремонт». И завертелось. Рабочие заново перекрыли крыши соборов, храмов, домиков, провели отопление. Постепенно все наладилось с его помощью. Спаси его, Господи! И до сегодняшнего дня он помогает нам. Только раньше приезжал чаще, следил за работами, во все вникал, давал указания, советы. С этой стороны мое служение было легким. С внутренней монастырской жизнью было потрудней: сто с лишним женских характеров — это нелегко, но с Божией помощью все получилось. И вот уже 35 лет моего игуменства пролетели. Нынче, бывает, и приболею, диабет у меня, но все нужно потерпеть, нужно смиряться.
— А что вы говорите насельнице, когда она впервые переступает порог обители? Поделитесь своими педагогическими секретами.
— Да какая педагогика… Что я, грешный человек, могу сказать от себя?.. Я привожу новоначальной слова игумении Таисии Леушинской: «С чего начать? С любви! Не думай, что ты в монастырь пришла и сейчас же здесь обретешь Царство Небесное. Царство Небесное — внутри нас. Как будешь жить, как себя поставишь, так все и образуется. А начни с любви — всех люби одинаково».
Это — первое и главное, а уж потом появится и смирение, и послушание, и кротость, и прочее. И еще говорю: «Ты пришла в обитель Царицы Небесной. Сегодня игумения я, седьмая уже за 112 лет нашего бытия, завтра будет кто-то из вас. Но помни, ты пришла служить Божией Матери. К Ней обращайся за помощью: Она такая милостивая и всегда и во всем помогает. Мы все на себе это испытали». И я не безпокоюсь за новеньких: старшие монахини их встречают с любовью, все им показывают, учат пению, чтению, рукоделию, работе в полях и на скотном дворе. Так учили и меня когда-то. Я ведь когда пришла в Обитель, не умела ни косить, ни жать, ни бороновать, ни колоть дрова… А когда меня матушка спросила: «Валя, а что ж ты можешь делать?» Ответила: «Матушка, я на кухне могу работать, но если мне расскажут и покажут — я все буду делать». Меня всему научили.
— Я наблюдал за вашими послушницами — какие радостные лица! И это неподдельная радость. Им нравится в монастыре.
— Я вот и сама наблюдаю, они не только чисто приберут тот же храм, но с любовью протрут каждую половицу, каждую капельку воска отскребут с терпением. И это касается любого послушания. Одна любит рукодельничать и пальчики у нее такие ловкие, иголка так и играет в руках, другая говорит: «Матушка, мне только иголку в руки не надо, я копать буду и цветы сажать, и на огороде работать». Я не ломаю характеры, каждой даю послушание по способностям. Приходят к нам и с высшим образованием, работают в монастырской библиотеке. У нас на каждое послушание есть сестры по специальностям. И послушание для всех в радость, потому что послушание в монастыре — это та же молитва.
— Матушка, слышал, что в монастырях обычно проходят целую систему послушаний: в пекарне, через год — в поле и так далее…
— И у нас так. Приходит новенькая и начинает с более тяжелого послушания. Например, на скотный двор отправляю. Ведь городские девочки и корову-то в глаза не видели, с какой стороны к ней подойти, не знают. Но тем более им интересно. Труд это тяжелый и грязный: надо накормить-напоить коровушку, и навоз убрать, и соломки чистой подтрусить. И на конюшне работают, и на кухне… Постепенно формируется характер: ты уже видишь человека, как он к послушаниям относится, как к молитве. Так во всех монастырях: начинают со скотного, с кухни. В кухне тоже тяжело: надо каждый день трижды накормить монахинь, послушниц, паломников. Паломники удивляются: «Как же так, матушка, у нас дома суп с мясом, да не такой вкусный, как ваш постный». Они правы. Вкусно сестры готовят, потому что с любовью и молитвой.
— А ласково как потчуют, как родных. Матушка Назария не молодая, а все расторопно делает да с улыбкой. Люди ведь к вам сюда за ласкою едут из того ожесточенного мира.
— Верно. Даже одно слово доброты и ласки душу отогревает. И я говорю: «Сестры, вы знаете, какой у нас монастырь: Матерь Божия явилась здесь, чтобы облегчение было русским людям, вот и устроилась трудами о.Иоанна Кронштадтского наша Обитель. Посмотрите, какие к нам приезжают люди — истерзанные судьбой, измученные, все едут с горями, мало кто с радостями. Надо их утешить». Людям не много надо — участливое слово, и они уезжают со слезами благодарности и радости, говорят: «Дай Бог, чтобы Матерь Божия сподобила нас вновь приехать в этот рай земной».
— Мужские и женские монастыри разнятся. Вот Псково-Печерский мужской монастырь — как благодатно там, прибрано с любовью, монахи служат дерзновенно, а святых сколько было! Но от Пюхтицы отличается. Может быть, женское сердце тоньше молится?
— Женская натура понежнее немножко, и женская рука сразу видна во всем. Как женскую натуру ни прячь под черную мантию, она все равно проявится. А Псково-Печерский монастырь я очень люблю, я еще отца Симеона (Желнина), которого сейчас прославили, помню, четыре раза была у него. В 1952 году, как поступила, он меня спросил: «Девочка, а ты сколько живешь в монастыре?» Я с радостью: «Батюшка, уже четыре месяца!» Он заулыбался: «Целых четыре месяца! У-у-у, еще до мантии доживешь». А мне тогда 22 года было, до мантии-то далеко. Уж такой был батюшка — простой, светлый, такое хорошее было у него лицо, доброе. Как будто сейчас его вижу… И отца Иоанна (Крестьянкина) люблю. Давно его знаю, уже более 40 лет. И никогда не иссякнет старчество на Руси. Посмотрите, сколько их у нас: прп.Серафим Вырицкий, отец Николай Гурьянов, ваш духовник — отец Иоанн Миронов. Много у нас старцев и чудных батюшек, не всех мы и знаем.
— Матушка, кое-кто считает, что в монастыре легче спастись…
— Оттого, что внутренняя монашеская жизнь сокрыта. Есть пословица: «Видят монаха, когда он скачет, но не видят, когда монах плачет». А монах в сокровенной своей жизни столько молится! Сколько он плачет! Сколько кается в своих недостатках! Ведь приходит человек в монастырь со своими слабостями, но прожив в монастыре 40-50 лет, монах уже насквозь видит и себя, и другого. Монастырская жизнь тяжелая. Это — забота о спасении, своем и всего мира. Об этом и молятся в монастырях.
Часто люди говорят: «Ой, матушка, я такая грешная». Утешаю: «А я что, святая? Да я, может быть, грешнее тебя, родная моя». Удивляются: «Почему, матушка, вы так говорите?» «А потому, — отвечаю, — что, может быть, вы делом грешите, а я в мыслях. Мелькнет мысль, и вот я уже согрешила. А у Господа что мысль, что дело — одно и то же». Глядишь, люди успокаиваются.
— Это к кому-то из старцев Оптинских пришла женщина каяться и говорит: «Батюшка, я во всем грешна» и плачет. Батюшка удивился: «Что, и лошадей крала?» «Нет» — удивилась та. «А что же говоришь, что во всем грешна?» — улыбнулся батюшка.
— И так бывает. А еще некоторые миряне пытаются устроить монастырь у себя дома, но получается карикатура или трагедия. А надо жить просто, как Господь показывает. Есть у тебя призвание — иди в монастырь. Чего бояться? В миру — работа, у нас — послушание. Даже старенькие монахини исполняют посильное послушание. Что делают? Шепчут безпрестано: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешную», а сами в это время картошечку чистят. А картошечки-то начистить гору надо: на 172 своих сестер-монахинь да еще на паломников. Попробуй-ка! А ведь у них и болезни всякие, у кого сердце слабое, у кого печень больная. Но исполняют послушание по силам своим… А у нас еще ведь Неусыпаемая Псалтирь читается день и ночь, каждые два часа сменяются чтецы. Уже заря, уже закончилась служба, а Псалтирь у нас не кончается… А сколько подают синодиков, записочек за здравие, за упокой. Все мы добросовестно читаем. А если умирает наша послушница или монахиня, мы читаем ночью над ней Псалтирь в храме. Все предусмотрено монашеским укладом.
— В Серафимо-Дивеевской летописи есть фраза, которая звучит примерно так: сестры умирали спокойно, знали, — отмолят.
— Я вот тоже наблюдаю, когда монахини или послушницы умирают… как же они хорошо умирают! Вот монахиня, скажем, заболела, болеет, ее причащают, и вот уже наступает кончина.
Приходишь, смотришь, — монахиня только причастилась, еще благодарственную молитву читают, а она улыбается, ручки складывает, вздох — и конец. Я тогда говорю новеньким насельницам: «Видите?» — «Видим». «Но чтобы достичь такой благодати, такой чистоты, надо поработать, исполняя послушание, и надо очень много трудиться над своей душой. Ведь мирную смерть еще заслужить надо». И многие монахини ее заслуживают. Своими молитвами, послушанием. Ведь как бывает порой — непогода, а надо куда-то идти, что-то делать. Я сама была новенькой, помню, матушка говорит: «Валя, надо идти на просо», или: «Сегодня я назначаю тебя благочинной на кухню». А я в ответ только: «Благословите, матушка». Когда все делается со смирением, терпением и кротостью, - как хорошо быть послушницей!..
— И все же уходят из Обители? Монашеское служение дано не каждому. Какие слова вы говорите покидающей монастырь насельнице?
— Бывает. Был даже случай, когда насельница (не монахиня) от нас ушла и замуж вышла. Осуждать ее нельзя. Уйти не зазорно. Господь предоставляет человеку свободу выбора, а не так, что если пришла в монастырь, значит, должна остаться… И еще, и я, и старые монахини заметили, что кого Матерь Божия избирает Себе на служение, — тот, как бы тяжело ни было, никогда не уйдет. И я всегда говорю вновь поступившим: «Проверьте себя. В монастыре надо отсечь свою собственную волю и исполнять любое послушание с радостью и молитвой. А начнешь роптать — все погубишь». Та послушница сказала: «Матушка, я себя проверила, не мое это. Благословите вернуться домой». Я благословила… Многие потом приезжают сюда за советом или как паломницы. Часто с семьями своими приезжают. Мы всем рады, всем стараемся помочь.
— Матушка, 10 лет уж я редакторствую, так тяжко порой бывает, устал. А отец Иоанн Миронов говорит: — Еще 10 лет поработаешь.
— И я скажу тоже: — Трудитесь. А сила найдется, Господь поможет. Трудно будет — молитесь. А читателям советую: «Читайте больше «Православный Санкт-Петербург» — очень нужная газета, многому научить может. Я с нетерпением жду каждый новый номер и нахожу в ней для себя много полезного.