Уперся Данила одною рукою в сосну,
В другой, окровавленной, сабля на солнце блеснула.
Но выбили саблю татары, отняли весну,
Что только вчера разноцветьем своим захлестнула.
«А ну в муравейник уруса упрямый башка, –
Хихикнул жестокий мурза, словно каркнул по птичьи.
– Сказать он нам быстро тогда темный лес, иль река
Бежать безрассудно законная наша добыча!»
Израненный витязь готовился гибель принять,
Лишь веки сжимая от злых муравьиных укусов.
Да разве заставишь такого язык развязать:
Куда делись дети из русских сожженных улусов.
« Поднять – кА его, – прохрипел желтомордый мурза.
– Моя уговаривать этого вора устала.
Еще муравьи не сожрали уруса глаза, –
Придется отведать им стали дамасской кинжала!»
Дружинник с опухшим лицом ухмыльнулся в ответ:
« Твои-то глазенки, татарин, доныне поуже!»
Татарин вспылил, но опомнился: «Хитрая? Нет!
Эй, нукеры, руки свяжите ему, да потуже!
Смерть легкая только за правду теперь. Говори!»
« Согласен. Но правда она ведь и ядом бывает.
Вон, видишь, деревня у самой опушки горит?
Так в ней два десятка из сотни твоей догорают.»
« Врешь, пес белоухий,неправда твоя рассказал!
Батыров моих ваша рать устрашится любая!»
« Один я батыров хваленых твоих порубал,
Да ногу сломал, по дороге следы заметая.»
Взбешенный мурза размахнулся дамасским клинком.
И витязь упал.Голова, откатившись, застыла,
Но так посмотрела своим уцелевшим зрачком,
Как будто водою холодной убийц окатила.
И кони попятились прочь, закусив удила.
«Бессмертный Сульдэ!» – В перепуге татары шептали,
Направившись вскач вдоль сожженного ими села,
Где русские лучники цели себе выбирали…